Война на пороге твоем
Шрифт:
— Скажи, Русс, во что мы успели с тобой вляпаться? — шепотом спросил Крысобой, наблюдая, как к седовласой радарами стягиваются бойцы в камуфляже и бронекостюмах: готовился последний лобовой удар по внутренним покоям императора.
— Дорогой Марк, — слащаво произнес я, — ты участвуешь в эпохальном событии, которое войдет в анналы истории этой планеты! Ты созерцаешь свержение тирана-императора! Кто знает, может, через несколько лет подле этого дворца нам установят памятник — как освободителям народа от тирании. Так
Марк смутился. Я говорил излишне цветисто и выспренно, поскольку происходящее вокруг мне не нравилось. Я не хотел в этом участвовать, но был вынужден.
— Обязательно запомню этот момент, Русс! — пообещал Марк.
От головной группы, состоявшей из двадцати человек с автоматами наперевес, отделилась радарами и направилась к нам.
— Все готово. Пресветлый балуется в своих покоях с гетерами. Ему нет до Подгорного Мира дела. Он увлечен. И государство его мало волнует. Настал наш час!
— Что ж, настал — значит, настал! — равнодушно заявил я.
— Прошу от лица народа Домена Крата быть с нами и возглавить команду низвергателей, которая состоит из меня и доблестных элитных бойцов императорской гвардии!
Я ухмыльнулся и не смог удержаться от язвительного замечания:
— Хороша императорская гвардия, которая свергает своего босса! Такую гвардию у нас бы…
Я выругался на джантшун. Ругательство было замысловатое и не переводимое на язык Тверди и Земли. Седовласая поспешила заступиться за гвардейцев:
— Тирания Пресветлого надоела всем в Домене! Недоволен народ! В том числе и гвардейцы! Пресветлый никогда не щадил своих псов. Если кто-то из них совершал провинность, расстреливался каждый пятый. За любую вину наказание было одно — расстрел. Никто не хочет так жить и дальше!
Я смягчился:
— В таком случае, понимаю гвардейцев и поддерживаю… Пойдем, что ли, посмотрим на вашего Кляцмана!
Я, Марк и седовласая забрались в кабину грузовика, раскрашенного в маскировочные коричневые цвета, чтобы на фоне скал и грунта грузовик был незаметен для противника. Гвардейцы загрузились в кузов, накрытый брезентовым пологом.
Автомобиль рванул с места, точно спешил на пожар. Услужливо распахнулись ворота, и авто понеслось, словно ураган, не ведающий преград. Полкилометра машина преодолела за несколько минут, сделала лихой вираж и остановилась перед парадным входом во Дворец Правды. Откинулся полог, солдатня попрыгала на землю, бряцая оружием. Быстро построились и замерли, ожидая приказа, который не замедлил поступить. Лишь только из кабины показалась седовласая, солдаты вытянулись в струнку, будто увидели генерала, и отсалютовали, прокричав что-то невразумительное, созвучное со словом «свобода».
Я и Марк выпрыгнули из кабины следом. Седовласая уже командовала вовсю. Она оставила возле парадной лестницы особняка
— Кажется, началось, — констатировал Марк.
— Вперед, господин заговорщик! Посмотрим, чем закончится спектакль! — предложил я.
Крысобой не заставил себя просить дважды. Мы последовали за седовласой. Отряд гвардейцев замыкал процессию.
Пересекли просторный холл с мраморным полом, мраморными стенами и расписным потолком с сюжетами религиозных преданий Тверди, мало чем отличающихся от библейских сказаний Земли. Поднялись по ступеням на первый ярус первого этажа, откуда расходились в разные стороны лестницы, соединявшиеся на втором этаже. Их покрывали ковры.
Стены сверкали зеркалами, в которых отражался весь наш отряд.
На втором этаже нас встретили два человека в штатском с автоматами. Они предостерегающе вскинули руки и изрекли, обращаясь к седовласой:
— Радарами, Пресветлый Ратцаклятман не ожидает вас в этот час!
Штатские заметно нервничали. И было отчего: в отличие от своего хозяина, они видели, что творилось вокруг Дворца.
— Он-то, может, и не ждет, — сказала радарами, — а вот я хочу его увидеть!
Седовласая вскинула перед собой правую руку, в которой сверкнуло дуло ручного пистолет-автомата. Раздалась трель. Людей в штатском прошила короткая очередь, и они пали нам под ноги. Один остался, второй покатился по ступенькам.
— За свободу! — воскликнула она и бросилась вперед.
Гвардейцы табуном последовали за ней.
— Кровавая история все-таки, друг мой! — философски заметил Крысобой.
Я взглянул на корчившегося в агонии штатского, оставшегося преданным своему императору до конца, и поддакнул:
— Таков ход вещей… Думаю, кровь на этом еще не закончилась!
Мы бросились догонять радарами. Повсюду были видны следы ее движения. Несколько трупов попалось нам на пути — горничные и мелкие чиновники Дворца оказались более преданны Пресветлому, чем советники и министры. Разбитые статуи… Изорванные картины — полотна местных живописцев, стоящие несметных денег… Короче, налицо имелась вся атрибутика любого переворота.
— Нехорошо, что мы во все это влезли, — заметил Крысобой.
— Чего же тут нехорошего? — спросил я, чувствуя, что в чем-то Марк прав.
— Нечистое это дело, Русс. Мерзкое.
Я был согласен с ним, но все же возразил:
— А кто для нас этот пресветлый Кляцман? Что он нам? Ты его знаешь? Я его знаю? По слухам — обыкновенный тиран. Все его боятся и именем его пугают людей. Другого я не слышал. Если его свергнут и перейдут к демократии, я буду только рад этому обстоятельству.