Война олигархов
Шрифт:
Синий «мерс» остановился возле самого крыльца. Пекарь вышел и, захлопнув дверцу, поднялся наверх. Уже с крыльца он, спохватившись, дистанционным пультом, запер машину. Показав охраннику на входе карточку с ключом, Пекарь прошёл внутрь.
Его встретил длинный тощий молодой человек в хорошо отутюженном, но несколько мешковато сидевшем на нём костюме:
— Чем могу служить?
— Вот! — без лишних слов Пекарь и ему показал ключ.
— Одну минуту! — недокормленный мальчик скрылся за банковской стойкой и через полминуты появился, держа в руках второй
Они спустились в подвал, миновали три двери и оказались в прямоугольной комнате, напоминавшей аккуратную камеру хранения: одна стена состояла из множества пронумерованных ячеек.
Молодой человек вставил свой ключ в одну из замочных скважин ячейки N234, повернул его и вежливо посторонился. Пекарь проделал ту же операцию уже со своим ключиком.
Открыв дверцу, пухлой папки внутри ячейки он не обнаружил — только стандартный большой конверт с надписью «Николаю Петровичу Опекушину». В конверте — на ощупь — были точно бумаги, но явно не те.
Держа в правой руке конверт, Николай Петрович вышел из банка. Дурное предчувствие охватило его: левую руку он опустил в карман просторного кожаного пиджака и нащупал патрон от «калашникова» — зачем–то он прихватил и его вместе со злополучными ключами. Пекарь сжал патрон в ладони — тот был тёплым, почти горячим.
Жарко было и в машине. Пекарь включил кондиционер и только тогда вскрыл пакет. В пакете обнаружилось два больших листа, сложенных пополам. Пекарь мало что смыслил в полиграфии, но всё же вспомнил как эта хрень называется: вёрстка. В пакете и в самом деле были вёрстки двух полос «Московского вестника» Обе значились под третьим номером. Две третьи страницы — это, должно быть, что–то значило? Красным маркером на обоих листах было выделено число, 6 сентября. Значит, завтра, — подумал Пекарь.
Разорвать в клочья ему хотелось и эти вёрстки, и тех, кто их прислал. Его, солидного бизнесмена, заставляют играть в какие–то шпионские игры! Он чувствовал себя Штирлицем накануне провала, рассматривая эти два листа — два варианта развития событий, которые ему предлагали вконец оборзевшие пацаны.
По первому варианту ему, Пекарю, предлагалось публично ссучиться — главный материал номера назывался «Николай Опекушин: авторитет–стукач в одном флаконе». Убойный текст был снабжён копиями пекаревских доносов на синих братьев. Пекарь застонал.
Этот путь вёл в гроб. Однозначно.
Второй вариант вёрстки и вовсе был чистым издевательством. Статья называлась «О чём звонит Царь–колокол» и рассказывалось в ней о том, как на Ново–тульском ликёро–водочном заводе начато производство новой, лучшей в мире «Царь–водки». Интервью с владельцем завода Г. В.Сидоровым сопровождалось фотографией, где наглый красавчик с бутылкой в руке что–то объяснял внимательному корреспонденту.
Этот путь вёл к позорному столбу.
Пекарь стоял, точнее, сидел перед камнем–распутьем. Направо пойдёшь — жизнь потеряешь. Налево — коня… Но ведь есть и другой путь. Прямой, между прочим. Пекарь
Итак, мы пойдём другим путём. Третьим.
А третий путь очень прост. Николай Петрович знал, где у пацанья слабое место. Они–то, малохольные, думают, что спрятали своих девочек, подруг–сестёр. Но от дяди-Пекаря хрен спрячешься! Дядя Пекарь сквозь землю видит! Посмотрим, какой выйдет их грязная газетёнка и выйдет ли вообще, когда…
И Пекарь уже хладнокровно завёл мотор, бросив пакет с газетами на пол, под ноги. Ботинок из крокодиловой кожи оставил на нём отчётливый, рифлёный ёлочкой след.
Мёртвое время в любом дачном посёлке наступает обычно после обеда. Даже летом, в разгар поливального сезона. А уж тем более сейчас, осенью, когда осталось лишь потихоньку собрать плоды, выращенные трудом рук своих. Плоды эти, как известно, собирают рано утром или ближе к вечеру. А после обеда спят или расслабленно отдыхают на веранде, попивая чай или, к примеру, холодный яблочный компот. Тишина стоит просто божественная, и никому ни до кого нет дела. Лепота! — как говорили древние славяне.
На даче Сидоровых, похоже, никаких плодов кроме яблок особо не произрастало. Зато на веранде негромко играло радио, что было, в общем–то вполне кстати. Работать под музыку — это так успокаивает!
Троица в составе Витяя, Митяя и Вована приблизилась к участку с тенистого берега Десны, откуда на территорию дачного посёлка можно было попасть через никогда не запиравшуюся калитку. Машину оставили на противоположной стороне реки, возле пешеходного мостика. Даже учитывая всяческие неожиданности, от дачи до машины можно было добраться буквально за несколько минут — причём тропинка шла сквозь густые заросли акаций и ивняка. Так что обстановка располагала к решительным, но неторопливым действиям.
Шли гуськом. Впереди Митяй, за ним — Витяй. Они были неуловимо похожи. Вернее, очень даже уловимо. Прямо близнецы, клоны друг друга в синих спортивных костюмах. Деревянные солдаты Урфина Джюса: одинаково набыченное выражение щекастых лиц; сходные абрисы накачанных тел, будто бы составленных из шаров для боулинга; руки наотлёт из–за излишне раздутых мышц; походка «идёт бычок качается»; неторопливая самоуверенность. Даже жвачку они жевали одинаковую — «орбит» исключительно, и чтоб без сахара.
Замыкал шествие несколько более субтильный Вован с целлофановым пакетом в руке. Ему доверили самое ценное: пузырёк с хлороформом для приведения потенциальных жертв в состояние, годное для транспортировки.
— Искупнуться, что ли? — Витяй, несмотря на отсутствие шеи, повернул шар головы в сторону тихой речки. Испуганно вскрикнула и взлетела птица из камышей.
Митяй хмыкнул, а Вован злобно прошипел:
— Заткнись!
Однако их никто, кроме птиц и насекомых, не слышал. На участке тихо шуршали листья, собранные в мохнатые кучи, а на веранде, кроме радио, жизни не наблюдалось.