Война олигархов
Шрифт:
— Наверное, спят, — шёпотом предположил Митяй, осматривая дом.
Пробравшись под сенью старых развесистых яблонь, Митяй, Витяй и Вован окружили дачу. Так, чтобы ни одна мышь не проскочила.
Точняк, дрыхнут, — убедился Митяй, осторожно заглянув в окно большой комнаты. На кушетках угадывались две мирно спящие фигуры.
В дом вели три двери. Одна — с парадного, выкрашенного красным крыльца. Вторая — с противоположной стороны дома, маленькая и узкая, словно дверь сарайчика. Третий ход был через веранду.
Оставив Витяя на шухере перед верандой,
Достав из заднего кармана солидный складной нож швейцарского производства (во всяком случае, продавец на рынке в Коньково клятвенно заверял всеми своими родственниками, что точняк, Швейцария, падлой буду), Митяй легко вскрыл дверь и почти бесшумно проник внутрь. Вован со своей дверью обошёлся ещё проще — лишь надавил плечом и та легко поддалась.
Блаженную тишину нарушал лишь отдалённый ор вороньей стаи и мерное бормотание радио, расставляющего отечественных исполнителей в очередь за рейтингом.
Первым раздался страшный крик Митяя. Спустя несколько секунд к нему присоединился дробный мат Вована. Напружинившийся Витяй выхватил из–под мышки верного «макарова» и двинулся на крики и в два прыжка оказался на крыльце. Ворвавшись внутрь в полутьме, он запнулся о сидящего на полу и тихо воющего Митяя.
— Что такое, брателло? — нагнулся он к Митяю.
— Капкан, его мать! — сквозь зубы процедил Митяй. — На медведя. У меня дед, бля, такие ставил! Давай к девкам, я тут сам справлюсь, — и он скривился от боли, ковыряясь в механизме зверского, точнее, антизвериного, устройства.
— А Вован? — Витяй растерянно крутил верхним шаром.
— Я чё сказал! Иди к девкам, а то слиняют! — злобно приказал Митяй.
С противоположной стороны коридора как раз выдвинулась фигура Вована, хорошо видимая на фоне полукруглого наддверного окошка. Его, похоже, постигла та же звериная участь. Он едва шёл, волоча на ноге капкан, чуть поменьше того, что достался Митяю.
— Да, на лис они тоже ходили, — с ходу определил Митяй. — Охотники, блин! Садись рядом, помогу, — от своего медвежьего, Митяй уже успел освободиться. — А ты, давай, давай! К девкам, я сказал, — зыркнул он на нерасторопного Витяя.
Забрав у Вована пузырь с хлороформом и заранее заготовленные салфетки, Витяй послушно двинул в сторону спальни. Осторожно приоткрыв дверь он с изумлением убедился, что бабы по–прежнему спят, укрывшись одеялами с головой.
Щедро плеснув на салфетки из пузыря, он повёл носом в сторону, чтобы не глотнуть мерзкого запаха. Так, воротя морду, он и приблизился к первой кушетке и, резко откинув одеяло, сунул салфетку туда, где судя по всему и находилась физиономия спящей красавицы. Дикая боль буквально переломила его пальцы. Витяй ахнул в голос и рванул руку на себя, тряся ею что было сил. К пальцам намертво прицепилась примитивная мышеловка. А вместо девичьего лица на него смотрела тыква с нарисованными глазами и высунутым языком. Подстава, — понял Витяй.
Одеяло со второй «жертвы» он сдёрнул, ухватив за самый краешек. В головах наблюдалась
— Что там у тебя? — услышал Витяй голос Митяя.
В ответ Витяй лишь нервно рассмеялся, не переставая дуть на распухшие пальцы.
— Ну, а теперь по медведю! — Гоша навскидку, почти не целясь, «убил» небольшого, но очень дикого медведя, вскинувшего в момент выстрела мохнатые лапы с окровавленными когтями.
— На медведя лучше с капканом, чтобы шкуру не повредить, — рассудительно заявил Лёвка, перезаряжая «макарова».
— Или с мышеловкой, — усмехнулся Гоша. — Для усугубления театральности.
И друзья засмеялись. Тихонько, сдержанно — чтобы не нарушить суровую и мужественную атмосферу тира.
Этот оборудованный по последнему слову техники тир принадлежал какому–то приятелю Анатолия Борисовича Веселова, отчима Гоши. Обустроен тир был в помещении бывшего бомбоубежища на Ленинском проспекте, недалеко от Центрального Дома Туриста.
Благодаря Толику Гоша с Лёвкой обзавелись постоянными абонементами, а близость тира к дому позволяла друзьям использовать абонементы на полную катушку. В последнее время они едва ли не каждый вечер буквально на полчасика заскакивали сюда. И делали заметные успехи.
Лёвка называл это полезное во всех отношениях развлечение «интенсивной терапией». А Гоше просто нравилось стрелять. Как по неподвижным так, и в особенности, по движущимся мишеням.
Начинали обычно с «макарова» и «стечкина», заканчивали же полновесными очередями из «узи» и «калашникова».
На более мощную технику вроде пулемётов и огнемётов тир рассчитан, к сожалению, не был. Но попрактиковаться во владении более мощным оружием им обещали в любое удобное время на подмосковном полигоне. Только как–то руки, ноги и колёса туда пока не доходили. Погода была слишком, что ли, хорошей? Ведь стрелять на полигоне, как известно, приятнее всего в слякоть. А чтобы с неба — ветер и дождь, переходящий в снег. Это — по–мужски.
Особый кайф и остроту стрелковым занятиям придавал момент соревновательности между вечными друзьями–соперниками. Гоша стрелял более метко, зато Лёвка — быстрее. Результат, в итоге получался примерно одинаковым, хотя Лёвка и утверждал, что его манера гораздо более убедительна.
— В чрезвычайных обстоятельствах я дам тебе сто очков вперёд, — важно заявил Лёвка, выпуская пули из своего «макарова» едва ли не как из пулемёта. Сегодня он чувствовал себя прямо снайпером.
— Ну конечно, — усмехнулся Гоша, — у тебя ж половина вовсе в молоко уходит.
— Ага! А если на время? Давай?! Удар, ещё удар!
— Ну, давай, — пожал плечами Гоша.
— Тогда так. У каждого — по две обоймы. Времени — ровно минута. Засечёшь, Иваныч? — обернулся он к инструктору, заодно бывшему здесь и хранителем стволов и боезапаса. Иваныч, усмехнувшись в жидкие усы, кивнул.