Война послезавтра
Шрифт:
Леонсия перевела слова полковника генконсулу Китая и её помощнице, улыбнулась их реакции.
— Ваше право жаловаться. Только я бы этого не делала, Чиа фужэнь [12] .
В помещении появился молодой мужчина, мгновенно сфотографировал компанию Мережковского возникшим в его руке как по волшебству фотоаппаратом, так что никто, даже опытные китаянки, не успели отвернуться и спрятать лица, и исчез.
— Э-э… — очнулся наконец Мережковский, как тогу запахнул простыню на могучем волосатом торсе. — Вы кто, чёрт
12
Фужень — госпожа (кит.).
Ратный показал красную книжечку.
— Главное разведуправление, полковник Ратный. А это товарищи из контрразведки. — Уточнять — какое именно подразделение представляет Леонсия, он не стал. — Пройдёмте поговорим, господин полковник.
— Я здесь ни при чём! — вдруг вскинулся Балконов, поднимая вверх руки. На затылке у него красовалась плешь, но было видно, что он красится, пытаясь выглядеть моложе, ухаживает за бородкой, охватывающей колечком узкий подбородок до щегольских усиков, и, несмотря на общую округлость и животик, считает себя красавцем. — Меня пригласили, китаек ни разу до этого не видел, могу дать показания…
Ратный кинул взгляд на Вербова.
— Возьмите в разработку. И этого, второго.
Вербов вызвал оперативников, и они увели раненого Кошмарина, кусавшего губы, и потеющего, бледного до желтизны Балконова.
Китаянки упорхнули переодеваться.
Мережковского под руки отвели в большой зал отдыха с бильярдом и диванами. Он пытался освободиться, пыхтел, сверкал глазами, требовал дать ему мобильный телефон. И наконец, умолк, рухнув на пухлое сиденье кресла с горой подушек так, что оно едва не сплющилось от удара.
— Вы пожалеете…
— А как же, — спокойно согласился Ратный, — мы и сейчас вас жалеем, зная все ваши делишки. Один вопрос: как на вас вышли китайцы и что предложили?
— Я не буду отвечать на ваши вопросы без адвоката. И вы должны дать мне возможность позвонить… кому следует.
— В Москву? — с иронией усмехнулась Леонсия, продолжая стоять. — Замминистра Церковному? Или послу Китая?
Тяжёлое в складках тёмное лицо Мережковского окаменело, на лбу снова заблестели капли пота.
— Вы…
— Я задал вопрос, — напомнил Ратный.
— К-какого дьявола?! Что вы мне пытаетесь инкриминировать?! Я что, не имею права встречаться с китайскими товарищами?!
— Имеете, но не в качестве поставщика информации и тем более не в качестве исполнителя спецоперации по задержанию российских учёных и изобретателей. Полковник Резникович у нас и дал показания. Будете говорить?
— Нет! Вы блефуете!
— Могу показать запись допроса Резниковича. Вы резко облегчили бы свою судьбу, сотрудничая с органами следствия. Главный вопрос, который меня интересует: как китайцам удалось вызнать секрет изобретателя Пахомова и уговорить вас поспособствовать добыть технологию изготовления. В принципе, ответ я знаю, но хотелось бы услышать его из ваших уст.
Мережковский ощерился.
— Полковник, как вас там…
Ратный встретил взгляд Леонсии.
— Чем выше забор дачи, тем наглядней ограниченность владельца. Полковник, как вас там, Моржовский? Ваш холоп, полковник Резникович, всё рассказал, так что ваш ответ мне в общем-то и не нужен. Бараний рог ждёт вас, в Москве, когда вас начнут допрашивать большие люди. Вы скажете всё! Речь идёт о продаже гостайны, а за это вам светит пожизненное.
— Я бы лучше расстрелял, — равнодушно сказал Вербов. — Третий, что там у вас? Заговорил? Поёт соловьём? Это хорошо, пишите, я сейчас к вам присоединюсь.
Тихон Макарович посмотрел на задумчивую Леонсию.
— Похоже, мы узнаем все подробности, этот его красавец зам Балконов поёт соловьём.
— Надо разговорить второго, раненного.
— Разговорим, иду. — Вербов вышел.
— Итак, господин Мережковский, — сказал Ратный, — ничего не хотите добавить? Даю последний шанс.
— У вас нет никаких…
— Доказательств? Чем вы слушаете? Доказательств столько, что отвертеться не удастся никак. Да и с чего бы мы тогда летели к вам в гости? Вы влипли по самые помидоры, полковник. Кстати, зачем ваш решальщик летал во Владивосток и встречался с американским дипломатом, а на самом деле — разведчиком Макнормом? Он нам сейчас всё расскажет, будьте уверены, но и вы не отставайте. Опять же — смягчим статью и оформим добровольное признание.
Мережковский позеленел. Злобно-высокомерный огонь в его глазах погас, сменился дымком страха.
— Н-не знаю никаких Макнормов…
— Бросьте, всё-то вы знаете. Упрямство не лучшая характеристика предателей. Товарищ полковник, — Ратный обернулся к Леонсии, выдерживающей свой имидж руководителя операции, — предлагаю поговорить с… — Ратный улыбнулся, — соловьём. Если господин Мережковский захочет что-то сказать до отлёта, мы его выслушаем.
— Не будем терять времени, — сбросила с себя задумчивый вид Леонсия. — Полчаса на все допросы и сборы. Едем на аэродром и вылетаем.
— Согласен. Оставляем команду прослушки, сейчас тут у них начнётся паника, полетят депеши в Китай, в Москву, во Владивосток, и мы узнаем много нового.
Мережковский застыл, снова начиная зеленеть; с его лица ручьями стекал пот.
— Э-э… минуту… вы обещаете?..
Присутствующие в помещении бассейна переглянулись.
— Обещаю оформить чистосердечное признание, — сказал Ратный. — Оно и зачтётся при дальнейшем расследовании дела. Уверен, статья будет другая.
Начальник УВД Хабаровского края вытер лицо краешком простыни.
— Мне надо одеться… сволочь самоуверенная…
Ратный приподнял бровь, и Мережковский добавил с кривой усмешкой:
— Резникович… такие надежды подавал…
— Одевайтесь. Проводите его, обыщите одежду.
Мережковского увели в предбанник и через несколько минут привели обратно.
Леонсия вызвала Вербова.
— Пиши.
— Рассказывайте, — присел на диван Ратный.
Допрос начался.
США, Арлингтон, штат Виргиния
6 октября, 10 часов утра