Война послезавтра
Шрифт:
— Спутниковые спектрорадиометры дают от сорока до пятидесяти.
— Сорок чего? Метров?
— Километров.
Афанасий присвистнул, с недоверием глядя на золотистый круг над самолётом.
— Это мы так далеко лупим?!
— Не знаю… канал распада молекул не должен превышать десять километров, ну от силы двадцать.
— Вот и я о том же. Плохо посчитали? В прошлый раз над Казахстаном было раза в три меньше.
— Эксперты считали, анализировали, это их выводы.
— Ладно, дома разберёмся. Костя, ходим галсами
Первый пилот не ответил.
Самолёт тряхнуло так, что застонали крылья.
— Грохнемся к чёрту! — перекрестился Витюша.
В кабине запахло палёным. По панелям управления лётчиков метнулись жёлтые и оранжевые огни.
— Двигатели… — пробормотал Костя.
— Что?
— Тяга правого соскочила на ноль-три. Теряем высоту…
— Можешь что-то сделать?
— Пытаюсь, но это не перехватчик. Витя, левый на форсаж, я протангажирую правый и тоже выйду на экстрим.
— Центр, теряем высоту… — начал Афанасий.
— «Сто седьмой», — перебил его Семёнов. — Похоже, вас атаковали!
— Кто?! Неужели Х-37 подкрался?!
— Нет, над Балтикой непосредственно у границы зоны международных вод обнаружен Е-третий.
— Но это же самолёт дальнего радиолокационного обнаружения?
— У него на борту можно разместить и наш «Коршун». Вы ничего не почувствовали?
— Н-нет… все в запале… спрошу. — Афанасий переключил линию. — Парни, ваши ощущения?
— Нормально, — ответил за всех Марин.
— А минуту назад, когда нас тряхнуло?
— Так то была воздушная яма… нет? Слегка пошумело…
— Где?!
— В башке.
— Да, что-то такое было… неприятное, — добавил капитан Дятлов.
Операторы «Коршуна» промолчали.
Афанасий снова переключился:
— В кабине лётчиков тихо, в кабине операторов ощущались негативные реакции.
— Это работа американского акустрона. Ждите повторного нападения.
— Но ведь от Балтики до нас километров сто!
— Сфокусированный инфразвуковой солитон способен преодолевать большие расстояния практически не расплываясь и не теряя мощности.
— Значит, кто-то считывает наши координаты?!
— Мы подняли звено «сушек» в Калининграде, но вы будьте начеку. В случае чего…
Удар по голове едва не погасил сознание!
Вскрикнул, хватаясь за голову, Витюша.
Афанасий гигантским усилием воли удержался на грани беспамятства.
— Нас… атаковали…
Голос Семёнова сделался тонким и слышался как сквозь гомон разом заговорившей толпы:
— Садитесь… немедленно!.. в Толмачёво… попытайтесь сделать вираж… сойти с вектора прицеливания…
— Кто… нас… ведёт? Кроме Е-3?
— Выясняем… садитесь!
— Костя…
— Я скис, командир… прости. — Пилота вырвало.
— Витя!
— Голова-а-а… распухает… ничего не вижу!
— Включи автопилот!
Витюшу тоже вырвало, и он не ответил.
Самолёт заревел, кренясь, начал падать
— А-а-а, врёшь, не возьмёшь! — Афанасий сорвал шлем, враскоряку добрался до кресла первого пилота, с трудом вытолкал безвольное тело Кости, сел за штурвал.
На пороге за его спиной возник тенью Марин.
— Командир, что происходит?!
— Нас атаковали, не мешай!
— Помощь нужна?
— Помоги привести в чувство лётчиков.
Дохлый, ворочаясь как слон в посудной лавке, но, к счастью, не задев рычаги управления, уложил пилотов на пол, измазался рвотой, выдал несколько матерных выражений во весь голос, начал делать искусственное дыхание Косте.
Афанасий, облившись потом, треснул себе ладонью по щекам дважды, — чтобы прояснилось зрение, не обращая внимания на дурноту, подступавшую к горлу, грозящую устроить извержение грязевого вулкана, — нацепил шлем Кости, пробежался глазами по консоли пилота, мигающей вразнобой индикаторами. «Ил-96» он не пилотировал никогда, но, ещё будучи офицером антитеррора ФСБ, изучал все типы военных и гражданских самолётов и проходил практику на военном аэродроме в Воронеже, летал на «сушках» и «мигах», поэтому в индикаторах и рекомендациях компьютера самолёта разобрался быстро.
Самолёт не успел сорваться в штопор.
Афанасий полностью открыл дроссельные заслонки правого, чихающего двигателя, потянул штурвал на себя и вправо, чувствуя сопротивление массивной машины, задержал сваливание влево и, едва не свернув себе плечи, повернул самолёт вправо, краем глаза заметив, что они снизились за это время всего на четыре километра, выходя из зоны ветродува и каскада молний.
— Ох! — послышался страдающий голос Витюши.
Зашевелился и Костя.
— Пусти… я сам…
Дохлый выпрямился, измазанный в жёлтое и коричневое. У него дрожали руки, по лицу катились капли пота, и выглядел он как после приземления без парашюта в деревенский коровник.
— Вот мля, хрен теперь отмоешься! — Подумав, он сел на пол. — Последняя падла буду, если не найду этого подонка, кто по нам стрелял, и сделаю из него бешбармак!
— Иди к себе, — вяло попросил Афанасий, вылезая и помогая Косте занять пилотский трон.
Дохлый, бормоча: «Где ваша грудь? Хочу на ней поплакать», — полез в пассажирский салон, обтирая лицо и руки носовым платком.
Афанасий упал в кресло, натянул шлем.
— Центр…
— …вола молчишь?! — заорал в уши полковник Семёнов. — Что у вас происходит?!
— Всё в порядке, первый-третий, летим.
— Все живы?!
— Вроде… наверно… минуту. — Афоня связался с операторами. — Вы как там?
— Терпимо, дышим, — ответили ему.
— Уксус, Шило?
— Тоже дышат.
— Первый-третий, живём.
— Е-третий удрал, наши пацаны загнали его аж за Швецию! Больше не сунется.
— Возвращаемся в зону, на пару импульсов нас хватит.