Война потерянных сердец. Книга 2. Дети павших богов
Шрифт:
Если он с кем-то прощался, я того не видела. В разношерстном собрании немногих Каменных, подтянувшихся нас проводить, ни в ком не осталось жизни даже помахать на прощанье.
Мы ехали молча, только хрустел подлесок под копытами лошадей. Когда дорога стала более каменистой, а заросли гуще, я поняла, что близится граница земель сидни, и оглянулась на Удел. Над горизонтом теперь виднелся лишь самый краешек, и встающее солнце заливало черное стекло кровавыми потеками. Скоро они скроются из виду.
Последний раз я так далеко
В напарники мне, разумеется, выбрали Сиобан. В этом можно было не сомневаться. Ишка взял с собой вишрийского военачальника по имени Ашраи. Тот был широкоплеч, грузен, среди других вишраи выглядел неотесанным со своей длинной темной бородой и заплетенными в косы волосами до пояса. Левую щеку его уродовал шрам, который морщился каждый раз, как Ашраи бросал недоверчиво-пренебрежительный взгляд на меня или на Сиобан.
Он нам не доверял и не считал нужным это скрывать. Справедливо. Мы ему тоже не доверяли. К тому же мне откровенность Ашраи больше пришлась по душе, чем лощеная вежливость Ишки. Тот напоминал гладь слишком уж тихого пруда – ровное отражение неба скрывает опасные глубины.
Несколько часов мы ехали молча, почти без остановок. Таким шагом до первой нашей цели – Дома Тростника – оставались недели пути. При мысли о нем у меня поджимался живот. И вишраи, и сидни написали королю этого Дома, и ни мы, ни они не дождались ответа. Впрочем, Тростниковые славились своей замкнутостью – выделялись среди малых Домов дурными отношениями с обоими нашими Домами. Возможно, они просто не хотели ввязываться в конфликт ни на какой стороне.
А все-таки… Эта мысль не шла у меня из головы. Ишка, к моей ребяческой обиде возглавивший отряд, придержал коня, поднял голову к тускнеющему небу, дважды потянул носом и без лишних слов объявил:
– Ночуем здесь.
Я готова была заспорить просто от неприязни к его тону.
Но все утомились, так что возражать не стали. Сиобан с Ашраи отошли подстрелить несколько кроликов – вместе, по невысказанному согласию не оставлять никого вооруженного без присмотра, – а остальные стали устраиваться.
Охотников долго ждать не пришлось. Издалека было слышно, как Ашраи быком ломился сквозь заросли.
– Непочтительность! – бросил он, держа за хвосты убитых белок.
– Смешно! – бормотала Сиобан.
Она принесла двух куропаток, при виде которых у меня потекли слюнки. Мы весь день не ели, а куропатки выглядели соблазнительнее добытых Ашраи грызунов. Ишка выпрямился. Он разводил костер, и отброшенная им со лба волна золотых волос взметнулась языком пламени.
– В чем дело? – спросил он.
Всякому было очевидно, что дело неладно.
Сиобан, взглянув на меня, с досадой покачала головой.
– Она, – пробурчал Ашаи, – не почитает наших обычаев.
– Более почтительно было бы оставить их в луже? – огрызнулась
Ашраи фыркнул.
Взгляд Ишки стал жестким, он чуть заметно изменился в лице. Я перехватила его взгляд – на мертвых птиц в руках Сиобан.
– Мы не убиваем птиц, – холодно сообщил он. – И тем более не едим.
Я волей-неволей признала, что в этом есть смысл.
– Я готова есть грызунов из… почтения к обычаям вишраи. Но хотелось бы узнавать о них заранее, а не нарываться без предупреждения. – Сиобан обожгла Ашраи взглядом. – Ударивший мне в спину редко уходит живым.
– Он тебя ударил? – Брови у меня взлетели на лоб.
Сиобан подошла ближе, и в свете костра стала видна кровавая полоса у нее на плече.
Моя дипломатическая выдержка рухнула под наплывом ярости.
Клинок сам собой вскочил в руку. Два шага, и я всем телом прижалась к грузной туше Ашраи, а мой клинок уперся ему в подбородок.
– Не смей поднимать на нее руку! – прорычала я.
Резцы у меня успели заостриться.
Едва угроза сорвалась с языка, я ощутила спиной тепло другого тела – и холод стали у горла.
– А я прошу того же от тебя.
У меня волосы встали дыбом, так близко прозвучал голос Ишки. Гладкий, спокойный, но холодный, как прижатая к коже сталь.
Две секунды никто не дышал. Потом все разом опустили готовое ужалить оружие. И настороженно уставились друг на друга: ну-ка, посмей ударить первым! Я сцепилась взглядом с Ишкой. Между нами гудел костер, в волнах жара его гладкое лицо шло рябью.
Я, как никогда, ощущала груз ответственности, возложенный на меня отцом. По положению в отряде я не уступала Ишке. Я позволила ему выдвинуться вперед. Больше не позволю. Вишраи тысячу лет были нам врагами и снова будут врагами, едва минует этот краткий миг безвременья.
Я не позволю себе об этом забыть.
Я запретила себе заговаривать первой. Ишка, как видно, принял на себя такой же обет. Мы мерились взглядами в безмолвной борьбе за власть. Молчание прорезал голос Кадуана.
– Все вы, – просто сказал он, – ведете себя как дети.
Упрек в его голосе словно порвал натянутую нить.
Ишка повернулся к Сиобан:
– Ашраи не должен был поднимать на тебя клинок. От его имени приношу извинения.
– Я предпочла бы услышать извинения от него, – сказала Сиобан.
Ашраи молчал, морща нос, и только многозначительный взгляд Ишки заставил его недовольно проворчать:
– Впредь я сдержу клинок, но молчать не стану, имей в виду.
– Как и я, – отозвалась Сиобан. – Так что не возражаю.
Ишка перевел взгляд на меня, затем на куропаток у моих ног. Я точно знала, что он хочет услышать. Ожидал от меня вежливости и благородства. Только я никогда не была сильна в вежливости и благородстве. И мое пресловутое злосчастное упрямство сковало мне язык.