Война сердец
Шрифт:
На Бульваре Конституции было довольно людно. Смех и вопли раздавались отовсюду. На углу кучковались странного вида женщины — растрёпанные, ярко накрашенные и в платьях ядовитых цветов. Эстелла поморщилась. Никогда она не видела таких безвкусных женщин и понятия не имела, кто они такие. Похожи на клоунесс из цирка.
Миновав центральную площадь, девочка побежала по аллее и, спустя минут двадцать, добралась до моста. И вот тут ей стало страшно. Дальше не было света, ни одного фонаря. Только деревья и кусты. Боже, и о чём она только думала? Зачем она пошла сюда ночью? А если здесь ягуары бродят? Или волки... И никто её
Эстелла не знала как быть: идти ли в темноту или вернуться домой. Безумное желание увидеть Данте росло в ней с каждой минутой, борясь с остатками благоразумия. Девочка уцепилась за перила моста, вглядываясь в реку.
ХЛОП! За спиной раздался шорох крыльев. На перила села очень красивая птица, чёрно-алая. Эстелла вытаращилась на неё. Птица тоже поглядела на Эстеллу круглыми, как огромные бусины, глазами.
— Ты откуда прилетела? — спросила девочка.
Птица, пощёлкав клювом, пронзительно свистнула да так, что у Эстеллы уши заложило.
— Ты зачем так орёшь? — возмутилась Эстелла.
Птица взъерошила перья. Из глубины леса раздался крик:
— Янгус! Янгус, ты где?
Сердце Эстеллы чуть не выпрыгнуло. Этот голос — сипловатый, имеющий уже все признаки возрастной ломки, был ей знаком. Птица снова присвистнула, в этот раз чуть тише. Из зарослей выбежал Данте, подсвечивая себе путь пальцами.
— Вот ты где... — сказал он птице и остановился.
Эстелла глядела на него во все глаза.
— Это твоя птица? — спросила она.
— Угу...
У Данте язык буквально отнялся. Вот уж чего-чего, а наткнуться на Эстеллу посреди ночи он никак не ожидал.
После мессы Данте вернулся в сельву, собираясь ехать обратно в «Лас Бестиас», но что-то удержало его. Несколько часов он сидел на берегу, лакомясь запечённой на костре рыбой. Вдруг Янгус, до этого невозмутимо сидящая на дереве, со странным шипящим звуком взмыла в небо и полетела прочь. Данте ринулся за ней — он не желал расставаться с птицей. Данте бежал и бежал, спотыкаясь о корни деревьев и подсвечивая себе путь руками, и оказался на мосту. Янгус преспокойно восседала на перилах и больше не бесилась. Рядом с ней стояла Эстелла. Данте протёр глаза.
— Ты откуда здесь?
— Я... я... просто хотела тебя увидеть, — честно сказала Эстелла, покраснев как томат. Данте и сам был не менее красный. Значит, Янгус привела его к Эстелле специально. Мальчик был готов сейчас расцеловать и птицу, и Эстеллу.
— Сейчас так поздно... Как же ты вышла из дома?
— Вылезла через балкон по простыням, — призналась Эстелла.
— Чокнутая...
— Это бабушка всё придумала.
— А почему ты раньше не приходила?
— Потому что меня наказали. На неделю заперли в комнате.
— Я тебя видел сегодня у церкви.
— Я тебя тоже видела. Мама разрешила выходить только на мессу в её сопровождении. Ни на шаг меня не отпускает. Что с тобой, ты плачешь? — удивилась Эстелла, заметив как по щекам Данте побежали тонкие струйки слёз.
— Нет... да... не знаю, хорошо, что ты пришла. Я думал, ты про меня забыла.
— Нет, не забыла.
Эстелла, подойдя ближе, смахнула с лица Данте прозрачные капельки.
— Не плачь. Зачем ты плачешь? Ты же мальчик.
Данте совсем обалдел от прикосновений Эстеллы, так мало в жизни он испытал ласки. А эта девочка была ему нужна, как никто другой. Эстелла протянула ладошку.
—
— Нет, не просто так...
Взяв Эстеллу за руку, Данте повёл её вдоль берега, освещая путь пальцами. Янгус полетела следом.
Некоторое время Данте и Эстелла шли вперёд, сопровождаемые лишь своим крылатым охранником. Данте был счастлив безмерно, невероятно. Он рассказал подруге о том, как встретил Янгус, рассказал про Гаспара, Клементе и добрую Каролину, которые хотят забрать его к себе. Лишь умолчал о своих злоключениях в подвале, сочтя — такие подробности не для девичьих ушей. Да и признаваться Эстелле, что он до смерти боится крыс, тоже не хотелось. Девочка слушала рассказ Данте заворожённо, будто диковинную сказку. В свою очередь, она поведала Данте, как сидела пять дней взаперти по милости Мисолины.
— Хочешь, я её напугаю? — спросил Данте.
— Как?
— Волшебством. И она никогда больше тебя не обидит!
— Не знаю... я уже придумала как ей отомстить, хотя... а давай. Только надо, чтобы она напугалась до колик в животе.
Дети смеялись, обсуждая планы мести Мисолине. Даже в этом они нашли что-то общее.
— Ты не замёрзла? А то вид у тебя... — в темноте яркие глаза Данте сияли, как два маяка.
— Да, есть немного, — призналась Эстелла. — Я не додумалась одеться потеплее. Я балда, да, это правда.
Данте, сняв плащ, набросил его на плечи девчонке.
— Так лучше?
— Ага, спасибо. А как же ты?
Мальчик ухмыльнулся.
— Я закалённый. Привык к любой погоде.
Эстелла мгновенно согрелась, но, сказать по правде, была слегка разочарована — Данте мог бы и обнять её. О чём она вообще думает? Начиталась любовных романов. С точки зрения морали, которую бесконечно внушала ей мать, она ведёт себя отвратительно: сбежала из дома ночью и гуляет с мальчиком; позволяет ему держать себя за руку и ещё и мечтает об объятиях. Но Данте в одно мгновение стал ей родным. Как же они похожи! Эстелла слышала в его фразах собственные мысли. Но если мама когда-нибудь узнает об этом, она открутит ей голову. Роксана берегла своих дочерей для будущих женихов, и ей была невыносима сама мысль о том, что одна из них может полюбить в мужчину без титулов. Роксана по-прежнему считала себя глубоко несчастной. Она всего-навсего первая дама захолустного городка, а могла бы выйти замуж за принца. И в этом виноваты её отец и брат, которые в Ферре де Кастильо теперь и кончика носа не показывают. Арсиеро Роксана не любила. Вышла замуж за него, дабы не оставаться вдовой. После смерти Рубена на любви она поставила крест. И себе влюбляться запретила, и хотела это же проделать с дочерьми. Если бы Роксана могла, она бы закутала Эстеллу с ног до головы в мешковину и посадила бы на цепь до момента, пока она не достигнет возраста невесты.
Ни о какой любви Эстелла, разумеется, и думать не думала. В силу возраста ни Эстелла, ни Данте не понимали, почему их так тянет друг к другу, принимая всё за проявления дружбы.
— Данте, я устала. Давай посидим, — подала голос девочка.
— Давай.
Они уселись на пенёк.
— Ты согрелась?
— Да... Как краси-иво! С моего окна таких звёзд не видно. А здесь они будто нарисованные.
— Ага.
Эстелла бессознательно положила голову к мальчику на плечо. Данте не шевелился, боясь спугнуть её.