Война за империю
Шрифт:
Шанов мотнул головой, отбрасывая непрошеные и ненужные воспоминания. Закрыл дверь.
— Прошу, садитесь, — так же хмуро он подвинул стул и не преминул убрать подальше, в шкаф, лекарственный пузырек.
Наталья села ровно и прямо, положив сверток на стол, а руки сложив на коленях. Сейчас она одновременно походила и на прилежную ученицу старших классов, и на учительницу, готовую сурово спросить с нерадивого ученика. Шанов остался стоять, скрестив на груди руки. В клетке, стоящей около окна, Морской Свин по имени Петр Иванович просунул через прутья мордочку и тихо забурчал,
— Между прочим, вы могли бы и сесть, — чуть дрожащим голосом сказала Наталья. — Мне неудобно смотреть на вас снизу-вверх.
— Хорошо, — полковник сел. — Что вам нужно.
— Мне нужно… я хотела бы… — чувствовалось, что ей стоит немалого труда казаться строгой и внушительной. Шанов молча слушал, хмуря брови.
— Боемир Ефимович, ну что это такое?.. — спросила, наконец, она, так и не сумев до конца сохранить 'учительскую' маску.
— Извините, не понимаю, — недоуменно ответил Шанов, попутно удивившись, что Наталья запомнила его имя и отчество, которые, насколько мужчина помнил, она слышала от него только единожды.
— Боемир Ефимович, я вам помогла, устроила вам медицинскую … консультацию.
— Да. Спасибо.
— Ну почему же вы так ужасно относитесь к своему здоровью?
— Я пью все, что порекомендовал тот врач.
— Но это же недостаточно! Он ведь говорил о полном обследовании и о многих других вещах! Вы не соблюдаете режим, ложитесь за полночь, встаете до рассвета! Так нельзя, и я… я жалею, что тогда вам помогла! И я сама сообщу о вас в клинику Бурденко! Не хочу, чтобы вам стало… стало совсем плохо.
— Понятно, — тихо сказал Шанов.
— И вообще, что это за имя — 'Боемир'? — неожиданно выпалила она ему в лицо и мгновенно осеклась, сразу и густо покраснев.
— Понятно, — повторил Шанов, не уточняя, что именно ему понятно. — Воды хотите?
— Что?..
— Я говорю, вы хотите стакан воды?
— Нет…
— Как пожелаете, — согласился Шанов. — Что я могу сказать…
Он вздохнул, провел рукой по подбородку, словно приглаживая невидимую бороду.
— На самом деле меня звали по-другому. Но как — я забыл. Вы уже узнали обо мне немного… что было в моем прошлом, про рану в голову и стреляную еще. Вот после этого я забыл, как меня звали. Просто забыл. Меня тогда подобрал пограничный летучий отряд. Точнее, дозор. Они дали мне новое имя, сокращенное от 'Боец Мировой Революции'. Боемир. Хорошее имя, как мне кажется.
— Д-да, — вымолвила Наталья.
— Что до моего здоровья…
Шанов легко поднялся со стула, прошел по комнате, хмурясь и двигая пальцами, будто дирижируя невидимым оркестром. Остановился у фотографий на стене, подумал немного.
— Видите ли… Вы уже наверняка поняли, что я военный. Не могу сказать, чем я занимаюсь, сами понимаете. И дело тут такое…
Шанов снова сел, он казался немного растерянным и неуверенным в себе. И, судя по всему, удивлялся такому состоянию не меньше, чем пораженная Наталья.
— Если я сейчас начну… нет, не так, не то говорю.
Человек, который обычно был эмоционален, как танк в бою, неожиданно потер виски, двинул челюстью.
— Если сейчас
— Клиникой имени Бурденко, — машинально поправила она.
— Да, извините, запамятовал. В общем…
Он посмотрел ей прямо в глаза, и Наталья не увидела во взгляде ни угрозы, ни давления. Только молчаливую просьбу, которую нелюдимому офицеру было очень сложно выразить словами.
— Давайте так сделаем, — предложил он. — Я расскажу вам, почему мне сейчас нельзя в больницу. Но потом, когда…
— Когда об этом можно будет говорить? — подсказала она.
— Я ничего такого в виду не имел! — резко отозвался он, с неожиданным напором, как будто Наталья уже выведывала важные государственные секреты. Но почти сразу сник.
— Расскажу, в общем, — глухо повторил он. — Потом. Только медицины сейчас… не надо.
Они молча сидели друг против друга, Наталья — прямо, чуть откинув голову. Шанов наоборот, склонился вперед и опустил руки на коленях. Свин сверкал бусинками маленьких глазок и тихо что-то бормотал на своем свинском языке.
— А у меня вам подарок, — сказала Наталья.
— Подарок?..
— Да. Аркадий вас хотел поздравить… с днем рождения.
— Он у меня осенью, — в замешательстве признался Боемир. — В ноябре.
— Но мы же не знали, — улыбнулась она, легко-легко, самыми краешками губ, словно бабочка крыльями взмахнула.
— Это книга, — Наталья протянула Боемиру сверток. — Она называется 'Граф Монте-Кристо', написано французским писателем Дюма. Наверное, вам будет интересно.
— Спасибо, — Шанов принял подарок, покрутил в руках, явно не представляя, что с ним делать.
— Мне не дарили подарков… давно, — неожиданно признался он. — С тридцать девятого года. Отвык.
Наталье вспомнилось, каким тоном Боемир говорил 'привык' в ответ на обвинение Стерлигова насчет жизни в ненависти. И очень захотелось спросить, кто дарил ему подарок в тридцать девятом году. Не та ли 'Руперта' о которой упоминал Стерлигов? Наталья посмотрела в словаре и узнала, что это немецкое женское имя, довольно редкое, означающее 'Известная'.
— Спасибо, — с непривычной, невиданной ранее теплотой сказал Шанов, положив ладонь на сверток. — Я его потом открою. В детстве… любил подержать подарок закрытым и помечтать о нем. Позже.
— Хорошо, — Наталья будто очнулась ото сна. Поднялась, машинальным движением пригладила волосы и чуть одернула платье. — Я тогда пойду. И пожалуйста…
Она заколебалась, думая, как же его назвать, 'Боемир' или все же по имени-отчеству. Невидимая, невесомая ниточка неожиданно связала двух одиноких людей в этой комнате. Тонкая и легкая, как лучик лунного света, непрочная. Сотканная из ее беспокойства о здоровье Шанова, его внезапно прорвавшихся воспоминаний, нежданного подарка. Из произнесенных вслух слов, но главное — из того, что осталось несказанным.