Война за океан
Шрифт:
– У нас на судне Парфентьев, – ответил Николай Константинович, – он лучшим лоцманом считается и может дать гораздо более дельный совет, чем я.
Вызвали Парфентьева.
– Возможна высадка при такой волне? – спросил губернатор.
– Конешно, ваше превошходительство!
Парфентьеву приходилось высаживаться и не при таком накате.
Посоветовавшись, решили, что в шлюпке с гребцами отправится адъютант губернатора Сычевский. Он передаст начальнику поста письмо для срочной отсылки Невельскому, если тот уехал в Николаевск.
Бошняк
Спустили шлюпку. В нее сели матросы, Бошняк, Парфентьев, Беломестнов и Сычевский. Вскоре шлюпка отвалила. Волны то подымали ее высоко, то опускали низко, но не заплескивались, ни единая капля воды не попадала на гребцов. На корме рядом с унтер-офицером сидел Парфентьев.
Вот и берег. Он все ближе, вот он пляшет вверх и вниз, желтый, голый, нагоняющий тоску на любого приезжего, но желанный для Бошняка, который видит в нем отраду и прекрасное зрелище. Это родной берег. Бошняк высаживался тут много раз.
Гребцы налегли на весла, шлюпка пошла быстрей. Вдруг налетел сильный ветер. И то не беда. Теперь дома, а дома ничто не страшно. Черт возьми, настоящий шквал! Поздно возвращаться на судно, берег близко, надо выбрасываться. Унтер-офицер приказал навалиться.
Высокий пенистый гребень подбросил шлюпку. И вдруг совсем близко поднялась и понеслась вверх песчаная коса. Бошняк вспомнил, как, бывало, читал Лермонтова, когда плыл сюда впервые. Весело звучало у него тогда в ушах: «Играют волны, ветер свищет…» Волна рухнула прямо в шлюпку. Сам не понимая, как это могло случиться, Бошняк очутился в воде. Быстро отхлынула волна, вокруг все кипело от пены. Он увидел, что люди барахтаются в воде, и вдруг ощутил под ногами песок. «Слава богу, мы на берегу», – подумал Бошняк. Парфентьев что-то кричал, взмахивая руками. Сзади несся огромный вал, весь в пене. Вдруг коса пошла вниз, песок под ногами исчез. Бошняк плавал прекрасно. Он видел, как Парфентьев выбежал на мель и пустился к берегу, но вал с черневшими обломками шлюпки догнал и рухнул прямо на казака. Неподалеку от Бошняка в воде что-то чернело. Это голова Беломестнова. Бошняк сильными взмахами пошел к нему. Волна ударила снова, вокруг все опять закипело, и все исчезло. Бошняк опять достал ногами дно и побежал по мелкой воде. Гребцы уже были на берегу, они кричали, показывая на воду.
Сбежались люди из селения. Казаков не было.
– Где же они? – спросил Николай Константинович.
– Оба утонули! – сказал смертельно бледный усатый унтер-офицер.
– Шлюпка обо что-то грохнула – и в щепы…
– Льдина… – говорили матросы.
– Какая льдина – камень.
– Парфентьева шлюпкой убило!
Бошняк смолк, быстро вскинул свой мешок на плечи и пошагал к зимовью. Навстречу ему шли какие-то люди, кажется офицеры.
– Здравствуйте,
– Здравствуйте, здравствуйте, дяденька! – небрежно ответил Бошняк. – Ха-ха-ха!
– Что случилось?
– Да товарищи мои такие чудаки!
– Вы не узнаете меня? Мы только что прибыли. Я Корсаков Михаил Семенович. Весь штаб Николая Николаевича прибыл. Как Николай Николаевич себя чувствует?
– А-а! – ответил Бошняк, и взор его прояснился и стал серьезным. – Так это вы?
– Мы все его ждем с нетерпением.
– Но какая неприятность!
Кто-то жал руки Бошняку. Он долго не мог опомниться.
– Как жаль, что Геннадий Иванович уехал, – услышал он чей-то голос.
– Невельской разве тоже уехал? – с испугом спросил Бошняк.
– Да, он уехал в Николаевск. А мы – сюда, но не на пароходе «Аргунь», а на шлюпках. Весь штаб Николая Николаевича собрался здесь. А мы только что прибыли. Да вот и Екатерина Ивановна…
Бошняк, увидя Невельскую, кинулся к ней и зарыдал.
– Что с вами, Николай Константинович? – спросила она, обнимая и целуя его.
– Екатерина Ивановна! – воскликнул он. – Только что при высадке погибли Парфентьев и Кир Беломестнов.
– Успокойтесь, Николай Константинович! – властно сказала она.
– Еще шлюпка отходит от судна.
– Это сам генерал! – раздались голоса.
– Он, видимо, все заметил и решил немедленно высадиться.
– Отважно!
– Он на гичке…
Бошняк, кусая губы и щурясь, зорко всматривался в идущую к берегу шлюпку, словно опасался, что и с ней что-то случится. Екатерина Ивановна заметила необычайную пристальность его взгляда.
– Да где Геннадий Иванович, скажите, ради Христа? – обратился к ней Бошняк.
– Он три дня как уехал в Николаевск, – ответила Екатерина Ивановна.
– Боже мой, боже мой! Парфентьев погиб, Екатерина Ивановна, и Беломестнов. Что мне теперь делать! Право, я в отчаянии, Екатерина Ивановна, утешьте меня, мозги мои горят, что мне делать?..
Миша Корсаков взял за руку Николая Константиновича.
– Что вы делаете, лейтенант? – тихо, но резко сказал он. – Зачем вы расстраиваете Екатерину Ивановну? Сдержитесь. Как вам не стыдно!
– Что? – растерянно спросил Бошняк, не понимая, отчего с ним так говорят. Он пристально стал вглядываться в красивое лицо молодого полковника.
– Вы забываете, что у нее ребенок умер только что, – тихо сказал Корсаков, несколько оторопев под безумным взглядом Бошняка и отводя его за руку в сторону.
– Как вы сказали?
– Да разве вы не знаете, что у Невельских умерла дочь? Ее на днях похоронили.
– Маленькая Катя? А ведь я ее нянчил…
Бошняк вдруг схватился за голову и с криком кинулся бежать вдоль берега. Он что-то дико кричал, вздымая кулаки к огромному ясному небу, которое, казалось, было раскалено ярким солнцем. Ветер ударами бил с моря.