Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник)
Шрифт:
Возвращаться к связисту Сергей не стал – он видел результат выстрелов Асланбека и понимал, что парню помочь уже нельзя. Понимал Числов и то, что его группа осталась без связи. Это означало, что «тарелочку» Рыдлевки им придется искать в темноте «на ощупь». Капитан нагнал своих, и вся группа быстро стала уходить вверх влево, отрываясь от боя…
…А внизу в слоеном месиве тел продолжали биться те, кто своей контратакой помогал уйти группе капитана Числова. Кто еще мог – стрелял и бил стоя. Кто уже не мог держаться на ногах – ползком искал таких же раненых противников, чтобы вцепиться в горло или ударить
…Почти сразу после того, как ушла группа капитана Числова, с левого фланга перед окопами поползли лейтенант Суханов и Ара. Они за разные концы тянули за собой плащ-палатку, на которой были сложены противопехотные мины. Мины артнаводчик Никита и рядовой Азаретян устанавливали уже не закапывая, но поставить смогли все равно не так много – духи заметили их, когда они стали приближаться к пологой площадке, на которой еще шел рукопашный бой, а точнее – не бой, а какая-то резня и месилово. По ним дали несколько очередей, и лейтенант Суханов, единственный в роте очкарик, ткнулся лицом в землю и уже не поднялся… Ару зацепило в бедро и плечо. У него все поплыло перед глазами, но он заметил, что к нему бегут сразу много духов, и усилием воли заставил себя не потерять сознание…
Тем временем Хамзат, которому две пули из очереди Числова лишь по касательной раскромсали бок и бедро, встал и, оскалив зубы, подошел к Алику и вырвал у него автомат:
– Почему ты не стрелял, брат?!
Алик поднял на него свои глаза – все с той же сумасшедшинкой, которая не должна быть присуща воину, и Хамзат ударил его прикладом в лицо. Алик упал и, словно пытаясь объяснить что-то, крикнул:
– Это же был тот… русский… из Питера…
Хамзат, словно пьяный, покачал головой:
– Брат… ты – шакал…
Наверное, Алик увидел что-то в его глазах, потому что успел вырвать из ножен кинжал, – и Хамзат, перед тем как нажать на спусковой крючок, удивленно заметил в его взгляде незнакомо-нормальное выражение ненависти…
Алик умер, лежа на спине, и так и не закрыл глаза. Хамзат постоял, качаясь над ним, потом вынул из руки мертвеца кинжал и доковылял до тела связиста – на всякий случай перерезал ему горло, хотя солдат был уже мертв. Потом Хамзат опустился на колени перед трупом Асланбека и начал молиться – по крайней мере ему казалось, что он молится, потому что он почему-то не слышал сам тех слов, что слетали с его губ. Его внимание привлекли какие-то радостные крики братьев, донесшиеся откуда-то снизу. Хамзат встал и побрел туда…
А там действительно радостно кричал Мовлади Исрапилов – сын того Исрапилова, что был связным муджахедов в Урус-Керте. Мовлади очень обрадовался, когда увидел, что Ара живой – еще живой. Обрадовался и закричал:
– Иса, смотри, как я сейчас барана резать буду!
Подбежавший Иса первым делом сдернул с убитого Суханова полевую сумку
Хамзат не успел подойти к этому месту совсем близко, но ударная волна оторвала его от земли, и, когда его тело ударилось о камни, – он уже ничего не почувствовал…
…Командир отряда «Джамар» в ту ночь расстрелял четверых своих – они все перед смертью твердили, что пробиться было нельзя, потому что оборону держала не рота, как говорили, а батальон… Идрис доложил об этом Хаттабу. «Черный араб» и сам уже готов был поверить в обороняющийся вместо роты батальон. Идрис с Хаттабом совещались, колебались – и эти их сомнения подарили горсточке десантников, оборонявшихся на рубеже роты, несколько часов передышки…
…Группа капитана Числова выходила к «тарелочке» Панкевича долго – хотя и Сергей, и все остальные понимали, что надо спешить. Но несколько раз им приходилось залегать и подолгу пережидать, когда совсем рядом в темноте куда-то перемещались большие группы боевиков. Один раз столкновения избежать все же не удалось, но, слава богу, духов было всего пятеро, и их «уработали» ножами, прежде чем те открыли стрельбу.
Числов сознательно забирал намного выше предполагаемого рубежа обороны остатков двух взводов – чтобы не подниматься к Рыдлевке, а спускаться.
Наконец, уже где-то в четвертом часу утра, Числов, осторожно подсветив себе карту под плащ-накидкой фонариком, сказал:
– Мужики. Вот сюда мы должны были выйти… Стало быть – теперь вниз… Они где-то метрах в трехстах.
И капитан махнул рукой в ту сторону, откуда время от времени доносились одиночные выстрелы и очереди. Сергей все рассчитал правильно, вот только скрытно подойти совсем близко не удалось. Они снова натолкнулись на духов, когда спускались, натыкаясь повсюду на следы вчерашнего боя – на тела, воронки и горы гильз. Боевиков, которые шли встречным курсом, они расстреляли, однако где-то рядом еще были духи, немедленно открывшие огонь на вспышки…
Контуры каких-то развалин проступили в темноте неожиданно – оттуда вылетело несколько коротких очередей, и Числов, еще колебавшийся – выдавать себя или нет, заорал в голос:
– Мужики! Свои, пропустите! Левка!
Их не узнали. Чей-то голос из развалин яростно заматерился:
– Бляди недоебанные! Сверху заходят!
И длинная пулеметная очередь заставила залечь всю группу. Числов, срывая голос, закричал, перекрывая стрельбу:
– Левка! Ты Родионенку с днем рождения поздравил?!
В развалинах послышался какой-то шум, а потом радостный вопль:
– Екарный бабай! Лев Сергеич! Подмога пришла! Заходи слева, прикрываю!
Это кричал сержант Николаев – он действительно попытался прикрыть подход Числова, но боевики тоже среагировали на крики и два раза ударили наугад из гранатометов – один раз угадали… В развалины Числов привел лишь шестерых, из которых один был тяжело ранен…
Первым делом Числов спросил у Тунгуса:
– Где Панкевич?
– Спит, – мотнул головой сержант. – Промедол у нас кончился. Плох старший лейтенант… Заговаривается все время.