Война. Часть 4
Шрифт:
– Ты что, Алексей, предлагаешь сейчас начать менять планы? Ты понимаешь к какой путанице это может привести, ведь в его составлении принимают участие многие тысячи людей по всей стране?
– Всё понимаю и потому ничего подобного не предлагаю. Просто отмечаю, что наши предприятия и коммуникации в установленных границах первой и второй угрожаемых зон действующего эвакуационного плана могут быть подвергнуты ударам авиации противника в первый же день с начала войны. Поэтому состав и графики подачи транспорта, да и сама погрузка оборудования может быть достаточно легко сорвана противником. Отсюда следует вывод - эвакуация из этих зон согласно текущим планам может быть успешно произведена только в мирное время, то есть, если начать их выполнение
– Чай остыл,- морщится Киров, опуская чашку, его глаза в упор глядят на меня,- но как мы узнаем когда Гитлер нападёт? А если ты ошибёшься и это произойдёт через год? Ты понимаешь в какой провал в производстве тогда выльется твоя эвакуация? Да тебя Вознесенский в бараний рог скрутит на политбюро и будет прав.
– Меня больше волнует судьба сотен предприятий и их работников, чем нападки Вознесенского. Если предприятия, такие как, например, Одесский нефтеперерабатывающий завод, Рижский радиозавод или Минский авиазавод, заблаговременно эвакуировать, то вскоре в тылу они начнут давать свою продукцию, а если нет - то будут уничтожены германской авиацией в первый же день. До войны осталось всего четыре месяца, а мы всё ждём чего-то. Каких-то ещё самых точных разведданных?
Киров тяжело вздыхает, встаёт, отходит к окну и глядит на заснеженную крышу ГУМа:
– Зачем ты так, Алексей? Ведь сам знаешь, что не ждём.
– Как не ждём, Сергей Миронович? В прошлую среду утвердили на политбюро Мобплан-41, на этой неделе будем рассматривать постановление о проведении Больших Учебных Сборов, по которому планируется привлечь всего около 900 тысяч человек тремя очередями до конца года. Это при том, что текущая численность Красной Армии составляет 4 миллиона 200 тысяч человек, а по мобплану на момент окончания мобилизации должна быть около 9 миллионов. По идее этими сборами мы должны довести численность дивизий в Особых округах до штатов военного времени, но количества привлечённых на БУС для этого явно не хватает. Минимально необходимое увеличение численности должно составлять почти два миллиона человек. Почему такое происходит? Основная причина состоит в том, что если призвать больше, то будет полностью исчерпан мобилизационный запас по многим видам вооружения. Это, конечно, также связано с тем, что запланировано увеличение числа расчётных дивизий в Красной Армии. Но факт остаётся фактом - мобилизационные запасы уже исчерпаны, это при том, что военные действия ещё не начинались.
– Мобпланы составили неправильно?- щурится Киров, на его скулах играют желваки.
– Я бы так не сказал, Сергей Миронович. Прежде всего, в 1940-ом мобплан, в связи с известными событиями, радикальной переработкой оперативного плана и изменениями государственных границ, как вам известно, не был принят и ориентиром служил старый план 1938-39 годов. А МП-41 принят на днях, так что и промышленность ещё даже не получила новых производственных планов, поэтому никак не повлияла на ситуацию с мобзапасами. Однако уже сейчас понятно, что без чрезвычайных мер в промышленности для снабжения армии всем необходимым обойтись не удастся. Надо прямо сейчас вводить в действие меры, которые отменят некоторые положения КЗОТа в плане сокращения прав работников и расширения прав руководителей предприятий. Надо пойти на отмену отпусков, заменив денежной компенсацией, предоставить директорам право вводить обязательные сверхурочные работы длительностью до трёх часов в день с повышенной оплатой.
– Неужели, Алексей, нельзя без этого обойтись?- Киров чиркает спичкой и делает глубокую затяжку.
– Может быть, Сергей Миронович, что этих мер будет даже недостаточно. Просто подумайте какие возможные провалы в промышленном производстве они призваны компенсировать: сокращение рабочей силы, в связи с призывом в армию, эвакуация предприятий и ввод их в действие на новом месте. К этому ещё надо прибавить кратное увеличение производственных заданий.
–
– Как объясним? Сначала соберём в конце смены всех работников предприятия на собрание и там расскажем им правду: что приближается война, что на наших границах как и в 1812 году собирается огромная армия 'двунадесяти языков' во главе с Гитлером. Тут надо чётко заявить, что рабочий класс Европы отравлен гитлеровской пропагандой, он не придёт нам на помощь, а наоборот заявится с оружием на нашу землю грабить и убивать. Предстоящая война станет для всего советского народа Великой Отечественной войной. В тяжёлую минуты мы должны сплотиться вокруг нашего правительства. Для отпора врагу, как и в гражданскую, фронт и тыл должен образовать единый военный лагерь. Мы здесь на заводе, не жалея сил и не считаясь со временем, куём 'дубину народной войны', которая, 'не спрашивая ничьих вкусов и правил', станет 'гвоздить' врага пока 'не погибнет всё нашествие'. Как-то так...
– Что ж ты , Алексей, так-то обо всём рабочем классе?- Киров возвращается к письменному столу и тушит папиросу в пепельнице,- конечно имеется в Европе немалая доля 'отравленных', запуганных и потерявших веру, не все такие и не во всех странах.
– Я считаю, Сергей Миронович, что ЦК обязан донести до людей эту мысль, чтобы развеять вредные иллюзии, которые ещё сильны в нашем обществе, о том, что если Германия нападёт на нашу страну, то рабочий класс стран агрессоров поднимет восстание в их тылу. Эти иллюзии вредны, так как расхолаживают и демобилизуют нас перед лицом грядущей агрессии. Если это окажется не так, тем легче будет нам. В конце концов, потом, когда ситуация прояснится, выступит товарищ Сталин и выразит соответствующую позицию ЦК.
– Это правильно... правильно, что пришёл ко мне. К Кобе с этим не ходи. Я сам попробую поговорить с ним с глазу на глаз на эту тему до заседания политбюро. Ну давай, Алексей, мне тут...
Лицо Кирова ещё более мрачнеет, когда его взгляд падает на бумаги на столе.
– Сергей Миронович, может вам помочь с докладом? Промышленность и транспорт - моя стихия.
– У тебя есть время?- счастливо улыбается он.
* * *
– Владимир Георгиевич,- на пороге кабинета полномочного представителя СССР в Германии Деканозова появляется высокая худая фигура первого секретаря полпредства Бережкова,- тут после вчерашнего фуршета официантка под скатертью обнаружила конверт с ...
– Вы с ума сошли!- полпред отдергивает руку и отстраняется от протянутого письма,- нельзя брать в руки никакие неизвестно откуда взявшиеся предметы. Вы разве не слышали, что произошло с Гиммлером? Ходят слухи, что его вот таким же письмом на приёме в Испании отравили. Стойте так, не бросайте письмо!
Молодой человек вздрагивает, с ужасом смотрит на конверт, его лицо мгновенно покрывается мелкими каплями пота.
Деканозов вскакивает на ноги, быстро открывает ящик письменного стола, достаёт оттуда небольшую деревянную шкатулку и вытряхивает её содержимое на стол перед собой:
– Кладите сюда, та-ак... осторожно. Хорошо.
Крышка шкатулки громко, как выстрел пистолета, щёлкает в повисшей в кабинете тишине.
– Садитесь на стул, товарищ Бережков, вон там в углу,- постпред хватает трубку телефона,- быстро сюда врача.
– А может зря мы панику наводим, Владимир Георгиевич,- задумчиво замечает Бережков, послушно отходит от стола, но не садиться, боясь помять свой новую чёрную шерстяную тройку,- а что если это кто-то из сочувствующих таким образом сведениями с нами поделиться хочет? Судите сами, вчера здесь на фуршете было больше сотни гостей, в основном высокопоставленных военных, - едят, пьют, никто не сидит, столов и стульев со строго расписанными местами не предусмотрено, все ходят от столика к столику, идеальное время и место, чтобы, не привлекая внимания, передать письмо. Это же не почтой, которая, наверняка, вся перлюстрируется, и не личный визит. Так?