Война

Андрижески Дж. С.

Очевидно, Тень хотел знать, не был ли Мэйгар телекинетиком.

То, как Менлим обращался с Ревиком в его детстве, отчасти было попыткой затерроризировать его настолько, чтобы он утратил контроль над своим светом. Суть заключалась в том, чтобы заставить его запаниковать, а затем попытаться склонить его aleimi к попытке защитить себя. Пытками едва ли можно было активировать эти структуры, по крайней мере, не без многих лет тренировок, вплетаемых в насилие, как это делалось с Ревиком, но в теории это могло дать Тени

довольно отчётливую карту потенциала Мэйгара.

Ничто из этого не успокоило нас в отношении теории «Тень — это Менлим», но Ревик первый заметил, что Салинс тоже знал это всё и наверняка применил бы такую же стратегию.

Когда я сказала, что хотя бы Мэйгар не оказался телекинетиком, поскольку тогда Тень никогда бы его не отпустил, Ревик лишь покачал головой.

Он признался, что на самом деле думал о прямо противоположном — что главным мотивирующим фактором, заставившим Тень отпустить Мэйгара, было то, что таким образом Ревик сумеет обучить его. По словам Ревика, просто пребывание рядом с нами двоими во сто раз упростит Мэйгару задачу по освоению этой способности.

Как Ревик учил меня ещё годы назад, свет влияет на свет.

Свет обучал и развивал другой свет просто посредством одного лишь контакта. Схожий, резонирующий или связанный свет делал это в разы сильнее и быстрее. Схожие структуры влияли на схожие структуры; они пробуждались, стимулировались, учились друг от друга, связывались друг с другом.

Такова природа видящих.

Что опять-таки подтверждало теорию о том, что Тень прекрасно знал, где именно мы находились. Это также указывало на то, что он считал, будто мог взять над нами верх, когда и если ему этого захочется.

И да, ничто из этого не вселяло уверенность.

Ревик и Балидор оба считали, что Тень и Салинс отказались от любых серьёзных попыток затащить Ревика обратно в свои ряды. Учитывая его связь со мной, им пришлось бы вербовать нас обоих, а от такого варианта они отказались, если можно судить по тому, как они обращались со мной в Аргентине. Теперь, когда свет Ревика по большей части восстановился от того, что Менлим сделал с ним в детстве, он был менее подвержен их влиянию.

Конечно же, всё это не означало, что мы с Ревиком перестали быть мишенями; если уж на то пошло, мы считали, что Тень теперь просто попытается нас убить. Вероятно, единственная причина, по которой он ещё не сделал этого — это то, что мы могли помочь Мэйгару и/или Касс получить доступ к их телекинезу.

Вздохнув, я и это вытолкнула из головы, закинув ноги на консоль у станции охраны, и стала наблюдать за Мэйгаром.

Согласно записям, за последние несколько недель он много времени проводил в одиночестве.

Медики регулярно проверяли его состояние. Его тщательно допрашивали различные члены разведывательной и военной команд в Олбани, но помимо этого, он мало с кем виделся. Согласно журналам регистрации, единственный не-военный, кто его посещал с тех пор, как мы прибыли обратно в отель — это Чандрэ.

Видимо, общение с прежними друзьями из Сиртауна не сложилось.

Даже теперь я одна присутствовала на станции охраны. Ещё один охранник следил за конструкцией из той части подвала, но в целом они оставили Мэйгара

одного. Данная сессия будет записана, включая aleimi– сигнатуры, но это всего лишь протокол. Я не собиралась что-либо отслеживать или давать Ревику советы на основе увиденного.

На самом деле, я была здесь лишь на случай того, если я понадоблюсь Ревику.

Я знала, он боялся, что встреча может пройти плохо. Он надеялся, что всё пройдёт неплохо, но учитывая их прошлые контакты, вероятность была не очень высокой.

Ощущение этой надежды в его свете тронуло меня, хоть я и понимала, что Ревик беспокоится, вдруг я обижусь на него, ведь Мэйгар так со мной поступил. Я заверила Ревика, что меня это не обижает, а мы с Мэйгаром можем урегулировать свои разногласия самостоятельно, как-нибудь в другой день.

Я не была уверена, что Ревик мне поверил.

Я также знала, что он до сих пор не примирился со своими чувствами по поводу того, что сделал Мэйгар.

Когда Ревик вошёл в камеру, я не знала, был ли у него какой-то план, или он просто собирался импровизировать. Глядя на него, я мало что могла сказать, помимо того, что он нервничает. Как только он открыл дверь, его лицо опустело, как у разведчика.

Прочесть язык тела Мэйгара было куда проще.

Я видела, как он подпрыгнул, увидев стоявшего там Ревика. Его лицо сделалось бледным, как мел, и это было заметно даже под заживающими синяками на его коже.

Его свет также заметно подпрыгнул на мониторе.

Чандрэ говорила мне, что после отъезда из Сиртауна у Мэйгара был непростой период в жизни, ещё до того, как его забрал Тень. По странному совпадению, большую часть того времени он прожил в Нью-Йорке, в каком-то потрёпанном жилом здании на Нижнем Ист-Сайде, притворяясь человеком и изредка выполняя кое-какую работу по разведке, в основном для бывших Шулеров. Он был в бегах от людей Ревика и от людей его матери, так что большую часть времени он прятался и прикидывался человеком.

Чандрэ, похоже, ему сочувствовала.

Глядя на него теперь, я невольно ощущала то же самое, несмотря на остаточную злость из-за того, что он сделал со мной.

В те несколько раз, что я сканировала Мэйгара в Олбани, я ощущала много одиночества в его свете. Оно тяжело ощущалось в нём, как саван депривации [12] , граничащей с тошнотой разделения — и не просто такой тошнотой, которая возникает от слишком долгого воздержания от секса. Скорее, это та нехватка, которая длилась уже некоторый период времени, так долго, что отпечаталась в его aleimi в целом. В свете Ревика имелся такой же отголосок одиночества, так что я понимала разницу.

12

Депривация — это потеря, лишение чего-либо. Например, депривация сна — это когда человек по той или иной причине не может спать. В данном контексте используется скорее как ощущение, что он лишён чего-то необходимого, ему чего-то недостаёт.