Война
Шрифт:
**
Сайэнн послышалось: кто-то кашлянул в коридоре; гость ее кивком подтвердил — не одни. Стены и двери здесь, в Сосновой, сделаны были на совесть, даже в подсобных помещениях говорить можно было спокойно, не опасаясь, что подслушают. Получше, чем в иных богатых домах. Но Сайэнн оставила чуть приоткрытой дверь. Считала это безумием, но Энори настаивал, а идти поперек его воли оказалось совсем невозможно, как против наступающего рассвета: улыбается, а ты уже исполняешь сказанное.
Вот и услышала. Подскочила, набросила на плечи домашнее шерстяное платье; всего несколько шагов — и она уже в коридоре. Шагах в пяти от двери замерла служанка — в напряженной позе,
Этой служанке — пронырливой, с хитрым лицом — она никогда не доверяла. Никогда не брала ее с собой в селение, да та и не стремилась — тут обхаживала какого-то солдата. Помимо нее, в Сосновой неотлучно жила еще одна женщина, которую наняли прислуживать Сайэнн, и разумно им было оставаться здесь, всегда поддерживать порядок и уют к ее приезду. Чтобы не кидаться сразу же стряхивать пыль и проветривать покрывала.
— Что ты здесь делаешь? — недобро спросила девушка, и голос прозвучал почти грубо из-за старания не выдать свой страх.
— Госпожа, — служанка склонилась, едва не коснувшись пола широкими рукавами верхней кофты, — Мне послышалось, вы говорите с кем-то.
— С кем я, по-твоему, могу тут разговаривать, если рядом нет никого?
— Я подумала…
— Это была бабочка, дура. Просто ночной мотылек прилетел на мое окно, привлеченный светом! А ты почему здесь? Я не звала.
К радости Сайэнн, отведенные ей покои были устроены так, что служанка за стенкой зова все равно не услышала бы. Приходилось в коридоре ударять в подвешенную медную пластину. Многих бы сердила такая необходимость, а Сайэн видела в этом еще кусочек свободы.
— Пошла прочь, — сказала она, прикусывая губу, — Иначе пожалуюсь, что ты шпионишь за мной.
Женщина, пятясь, дошла до лестницы, и только тут отважилась немного развернуться, стала спускаться боком. Сайэнн дождалась, пока она скроется, и тень ее, большая, черная, исчезнет со стены. Вернулась в комнату, нырнула меж протянутых рук.
— Если она вернется…
— Не вернется, — его слова всегда успокаивали, хотя как бы проведал, что собирается сделать служанка?
— Но вдруг она слышала…
— Вряд ли что-то успела понять, слишком далеко стояла.
— Я так испугалась… если бы она попыталась войти, или привела стражу…
— Не успела бы, — ответил Энори так спокойно, словно находился в собственном доме, в полной безопасности.
— Она, может быть, и раньше шпионила… Я разберусь с ней, — пообещала девушка, чуть вскинув подбородок. И, помедлив, добавила:
— Но дверь… может, все же лучше закрыть?
— Оставь.
Это бы могло быть приказом, если б не ласковый тон, не смеющиеся глаза, в которых свечи отражались почему-то голубоватыми, не прикосновения, от которых Сайэнн теряла голову. Еще недавно она думала, что знает все о себе, как о женщине. Теперь понимала, как наивна была та уверенность. Она родилась заново, была вылеплена из иного материала, из глины стала ветром и серебром. Ради этого стоило рисковать.
Чувство опасности стало приправой, иногда слишком острой, и лучше бы без нее; но сейчас — лишь разогрело кровь, к тому же она поверила, что больше никто к двери не подойдет. Всегда верила, что он знает, как лучше…
Пару вечеров назад она, как обычно в крепости, стояла на верхней галерее и смотрела на небо, вдыхая пахнущий хвоей воздух.
Обычный был вечер, красивый и тихий.
Но в комнате ее поджидал гость.
Мало сказать, что Сайэнн удивилась, когда он оказался в крепости, да еще в ее личных покоях. Изумление было, и страх, и восторг. Ни одному человеку не под силу вот так пробраться внутрь Сосновой, и там миновать несколько постов стражи, и незамеченным пройти к госпоже, которую стерегли как зеницу ока.
На вопрос, как все-таки удалось, он отвечал уклончиво, и видно было — он ничего не боится, уверен в себе. Это не влюбленный, пошедший на отчаянный риск и обо всем позабывший, не лазутчик или вор, вздрагивающий от каждого шороха, а человек, который твердо знает, что здесь и как и сколько у него времени. И тут без сообщника — или некоторых — не обойтись. И сообщники эти — не рядовые солдаты или прислуга.
И ушел он спокойно: как именно, Сайэнн не видела, велел ей остаться в комнате; но стражник на лестнице ведь не слепой, он не мог не заметить.
Тогда она уверилась окончательно — тут замешана проклятая интрига между Домами. Пришел Энори от Нэйта, которые не доверяют командиру, или он с другой стороны? Безразлично, ей все равно, кто из этих давних родов будет править Хинаи, пусть хоть все перегрызутся и власть получит Столица — об этом тоже поговаривали.
Неважно, лишь бы он не пострадал. Он поначалу казался таким невинным, ни к чему не причастным… но нет. Что же, тем лучше. Ее сердце покорил не малоприметный человек низкого звания… хотя и это безразлично. Пусть хоть крестьянин, сбежавший с выделенного клочка земли. Или разбойник.
Лишь бы уцелелмежду этими жерновами — Домами, грызущимися за власть.
Утром, уже одна, сидела подле открытой ставни, ловила зеркальной поверхностью солнечный свет.
Хорошее зеркало, серебряное, очень дорогое. Служанки говорили, такие зеркала отражают человека лучше, чем он в жизни — правда, тут же спохватывались и прибавляли, что барышня так хороша, что зеркалу нечего улучшать.
А на деле…
Порой — раньше — Сайэнн нравилось рассматривать свое отражение, она наслаждалась увиденным. Порой становилось все равно — толку во всех этих прелестях? Ее будут, наверное, любить и нерасчесанной, и чумазой…
Сейчас пристально разглядывала каждую черточку. Достаточно ли хороша, чтобы на самом деле привлечь внимание красивого молодого человека? Или она всего лишь орудие? Ведь уже много в чем помогла. Командир делится планами и заботами с наивной и встревоженной дурочкой, утешает ее. И где лежат нужные бумаги Сайэнн уже знает, добыть их нетрудно…
Но еще не сейчас. А пока другая забота.
Командир Таниера был сильно смущен. Он привык, что Сайэнн только смеется и щебечет, и видеть ее в гневе и слезах было непривычно и почти пугающе. Сотня врагов не испугала бы этого крепкого человека, но что делать с плачущей девушкой? От жены, которая любила всего добиваться слезами, привычно сбегал на свою половину дома, пока еще жили вместе; но Сайэнн огорчать не хотел.