Война
Шрифт:
Понтифик разомкнул уста, сам удивившись тому, насколько спокойным был его голос:
— И как воспринимают подобную жестокость простые люди? Есть ли вероятность, что на фоне всеобщего осуждения получится раздуть очередную волну бунтов?
Собеседник Папы нахмурился, избегая встречаться с ним взглядом:
— Увы… Всё складывается не в нашу пользу. Каким-то образом российский император в представлении народа из негодяя превратился в такую же жертву, как и его погибшая жена. Вместо того, чтобы обвинять его в жестоком обращении с матерью наследника, повлекшем за собой её смерть, ему соболезнуют, его искренне считают пострадавшим, шлют проклятия на голову убийцам! И все чаще звучат призывы отомстить тем, кто стоял за спиной исполнителя…
Понтифик
— Казнь состоялась, виновные определены… Чьей же крови они требуют ещё?!
— В России все — и аристократы, и простолюдины — уверены в том, что главные организаторы заговора до сих пор не пойманы. Все говорят том, что заговорщиков поддерживали, в основном, материально, из-за границы… Наши источники сообщают, что многие считают главной причиной всех бед англичан.
Папа Римский позволил себе лёгкую улыбку:
— Что ж, значит, не все потеряно. Пусть немного не так, как это предполагалось, но наши цели будут достигнуты. Россия и Англия должны вступить в кровопролитную войну! А мы им в этом поможем.
Отпустив своего помощника, который явно воспрял духом, поняв, что казавшиеся дурными вести не ввергли Его Святейшество в очередной приступ гнева, Лев Тринадцатый задумался. Пути Господни воистину неисповедимы! Тщательно разработанные планы обретали свою жизнь, приводя к неожиданным последствиям. Но при этом, великая цель становилась всё ближе, что доказывало расположенность небес к своему избраннику. На гладком, словно лишённом возраста лице понтифика проскользнула самодовольная улыбка, но тут же исчезла. Всё более странным казалось ему отсутствие новостей из Великобритании. По его расчётам, Елизавета Вторая уже должна была собирать войска, объявляя войну виновнику гибели её дражайшей внучки. Что ж, подождём еще…
Тревожила Льва Тринадцатого и ещё одна странность — в поведении одного из лучших агентов Тайной службы Ватикана. Блестяще завершив не один десяток миссий наивысшей сложности, он споткнулся на второстепенном задании, связанном с Уральской экспедицией. Последний его доклад отличался невнятностью, несвойственной обычно невозмутимому агенту экзальтированностью, с которой он доказывал необходимость вернуться на место происшествия, чтобы добыть нечто непревзойдённой важности. И, не дождавшись одобрения со стороны начальства, он самовольно приступил к реализации каких-то собственных смутных замыслов. Нахмурившись, Папа размышлял, не пора ли отдать приказ ликвидировать вышедшего из повиновения лазутчика. Но, благочестиво сложив руки в молитвенном жесте, решил дать ещё один шанс провинившемуся. Терпение — величайшая добродетель, как, впрочем, и милосердие. А оно бывает разным: иногда проявлением милосердия становится и молниеносный удар кинжала, избавляющий предателя от душевного разлада…
Глава 26
Удрав от преследования, оставив далеко позади и нерадивых пограничников, и навязанных польским паном горе — попутчиков, ватиканский выкормыш целеустремленно пересекал просторы Российской империи. Избегая людных мест, оживлённых торговых трактов, да и ранее проторенных троп, он двигался словно бы наугад, через тёмные чащобы заповедных лесов, через пустынные равнины, пересекал то вброд, то вплавь бурные полноводные реки и скромно журчащие горные речушки, неуклонно приближаясь к намеченной цели. Будто магнитом его тянуло туда, к Таганаю, и временами ему казалось, что, даже если бы он перестал самостоятельно перебирать ногами, кто-то иной, с недавних пор поселившийся в нём, перехватил бы управление телом и вновь погнал бы его в путь. Но смысла противиться навязчивому желанию побыстрее добраться до бывшего лагеря давно почившей экспедиции он не видел — с тех пор, как он пересёк границу и начал свой непростой путь, пропали тягостные ночные кошмары, что изматывали его прежде, явно намекая, что движется он в верном направлении. И чем ближе он подбирался к намеченной цели, тем больше в нём росло и ширилось радостное предвкушение чего-то великого, невероятного, что должно было изменить всю его жизнь.
Обдирая
Его непревзойденная интуиция, много раз спасавшая и собственную жизнь, и порученные миссии, взвыла, едва лишь он приблизился к знакомым до боли окраинам лагеря. Сразу же обратившись в камень, он стал пристально вглядываться в окружающий мрак.
Там, где он ожидал увидеть лишь остатки былого жилья, виднелся отблеск нескольких костров, а буквально в паре десятков метров от него предательски сверкнул блик отражённого металлом лунного света. Пока дозор его не заметил, но рисковать не стоило. Затаив дыхание, он бесшумно сделал осторожный шажок назад. Выждал, убедился в том, что по-прежнему остаётся незамеченным. Ещё сдвинулся — и снова замер. Ещё…
В надёжном с его точки зрения укрытии он провёл пару дней, сосредоточенно наблюдая за неожиданной помехой в виде русской экспедиции. С сожалением он убедился, что в этот раз прежним легкомысленным отношением и не пахло. Пылких юнцов, очертя голову бросающихся на поиск романтических приключений, видно не было. Зато в избытке присутствовали крепкие парни, хоть и одетые в обычную, ничем не примечательную одежду, но отличающиеся военной выправкой, скупостью движений и речей. Грамотно организованная охрана территории, чёткий распорядок дня, подмеченные лазутчиком, казалось, не ввергли его в пучину отчаяния, а лишь раззадорили. Такая задача была вполне ему по вкусу — проскользнуть незамеченной тенью, добыть нужное, уйти так же тихо и без эксцессов — именно этому его учили многие года, в этом он преуспел. Словно в подтверждение его мыслей, явно отдающих самодовольством, на него взобралась крупная ящерица, обманутая его долгой неподвижностью. Замерев на месте, она прикрыла пленочными веками глаза и с удовольствием впитывала неверное тепло северного солнца. Движение руки человека оказалось столь молниеносным, что у ящерки не было ни малейшего шанса его заметить. Зажав в руке шершавое тельце, он откусил крепкими зубами голову и принялся жадно пережевывать добычу, размышляя о том, как ему проникнуть к той самой пещере.
***
Капитан отряда, что был отправлен для охраны научной экспедиции, не терпел разгильдяйства и пренебрежительного отношения к своим обязанностям, чего требовал и от подчинённых. Поэтому из десятка новобранцев после испытательного срока он оставлял в лучшем случае пару человек. Далеко не всем было под силу неукоснительно выполнять все правила, установленные жёстким командиром. В этот поход с ним отправились лишь самые надёжные воины, лучшие из лучших, каждому из которых он без колебаний доверил бы защищать свою спину в бою. Тем более неожиданным, даже оскорбительным, практически плевком в душу для него оказался грубый прокол доверенных и проверенных неоднократно солдат, допущенный в эту ночь.
Дозорные, что дежурили на посту номер один, как про себя он называл эту проклятую пещеру, утром были обнаружены неподалеку в кустах. Живыми. Этот нюанс казался командиру скорее отягчающим обстоятельством, нежели чём-то, могущим спасти ситуацию для проштрафившихся. Глядя на мирно сопящих, изредка сладко причмокивающих во сне губами бравых вояк, он наливался тёмной краской. Внутри клокотал гнев, но внешне он сохранял спокойствие, ибо считал последним делом проявлять эмоции на виду у подчинённых.