Война
Шрифт:
Именно в глухом дворе за семинарией по утрам и расстреливали. Один залп, а через четверть часа -второй. Где-то дважды в неделю. Из палаты Сент-Гонзеф я постепенно восстановил всю картину. Практически всегда это случалось по средам и пятницам. В четверг работал рынок, а это уже другие шумы. Каскад тоже был в курсе. Он не особо любил об этом говорить. Но я подозревал, что он намылился туда сходить. Просто глянуть на то место. И меня оно интересовало. Однако на сей раз должен был идти кто-то один. Обычно мы всюду ходили вместе. Даже забавно, что нас с ним по раздельности уже и представить было нельзя. А тут потребовалось прогуляться до вокзала. Забрать медикаменты. Я, разумеется, для такой цели не годился, слишком уж далеко было тащиться, да еще и тяжесть на себе нести, тогда как меня самого кому-то нужно было всю дорогу поддерживать, чтобы я не упал. Итак, Каскад собирается идти один. А я сразу обратил внимание, что лицо у него какое-то не совсем такое, как обычно. Он явно что-то задумал и не хотел этим ни с кем делиться.
— Я никуда
А сам, пока он отвернулся, натягивая на себя башмаки, незаметно вытащил у него из оставленной на стуле шинели квиток для камеры хранения. Он уходит. Я выжидаю пять минут, а потом объявляю персоналу.
— Эй, гляньте-ка, что оставил этот пешедрот. Теперь он свою посылку не получит.
И, само собой, я отправляюсь его догонять.
— Вот, — говорю я себе на улице, — наконец-то можно сходить и посмотреть, что там у них за семинарией...
Я стараюсь не торопиться, чтобы не нарваться на легавых. Подхожу прямиком к тому месту, где от улицы ответвляется некое подобие тупика. В самом конце запертая на несколько замков железная дверь в загон. Я направляюсь к ней. Нагибаюсь и заглядываю в скважину. Все видно. Там какой-то сад с лужайкой, а в глубине, в метрах ста или даже дальше, стена из ноздреватого известняка, не сказать, чтобы очень высокая. И к чему, интересно, их привязывают? Я не очень понимаю, как это обычно происходит. Но постепенно у меня начинает что-то вырисовываться. Я не вижу следов от пуль. Вокруг полная тишина. Весна в разгаре, щебечут птицы. Свист пуль сливается со свистом птиц. Каждый раз, судя по всему, им приходится устанавливать новый столб. А теперь мне пора на вокзал. Я ухожу. И практически сразу настигаю Каскада. Похоже, он шел к вокзалу еще медленнее, чем я. Мы ничего не говорим друг другу. На лице у него застыла трагическая гримаса. Каждый справляется со своими эмоциями как может. Я вручил ему его квиток.
— Забери коробку, — сказал я ему.
— Пошли вместе, — ответил он.
Теперь уже я поддерживал его по пути в доставку. Позже я понял, что за предчувствие его посетило, когда он меня увидел. На обратном пути мы зашли в Гиперболу. С Амандиной Дестине он не разговаривал, вообще ей ничего не сказал, ни слова. Она даже расплакалась из-за этого. Мы выпили с ним литр кюрасо. Каскад, я уверен, не спал потом всю ночь. Выражение его лица на следующее утро показалось мне каким-то уж чересчур одухотворенным. Не стоит думать, что Бебер был совсем не способен на глубокие чувства. Он мог, например, часами молча лежать, глядя прямо перед собой, погрузившись в свои мысли. Внешне он был вполне себе ничего, насколько я, конечно, могу судить о мужской красоте, мордашка с тонкими правильными чертами и довольно большие выразительные глаза романтика. Годы еще не дали о себе знать. В том, как он сурово обращался с телками, тоже было много еще не успевшего иссякнуть мальчишеского задора, и те как будто чувствовали это, относились к нему с пониманием и все ему прощали. А меня он держал за недоумка, пусть и симпатичного, но задрота с надломленной длительным регулярным трудом психикой. Я все ему про себя рассказал, ну или почти все. Только про малышку Л’Эспинасс я никому не говорил, она была моей тайной, единственной и жизненно важной, иначе не скажешь.
Про коменданта Рекюмеля из совета мы давно уже ничего не слышали. Видели только загон, где все это происходило, и [где] Каскада посетило предчувствие. Так и не нашел наверняка никаких новых доказательств в связи с тем рейдом. Порой мне казалось, что он ко мне обращается, но это мне просто мерещилось, будто я слышу какие-то слова, когда вечером меня снова начинало лихорадить. Я никому не жаловался, чтобы не лишиться прогулок. Малышка Л’Эспинасс больше мне не дрочила, а только приходила меня поцеловать к десяти. Она стала вести себя менее эмоционально, можно сказать. И кюре теперь со мной не беседовал. Он, очевидно, меня побаивался. Даже горе-хирург Меконий и тот стал более покладистым. Бебер тоже отмечал все эти произошедшие вокруг нас перемены, хотя и не мог толком объяснить их причину. Однако главное его внимание было по-прежнему сосредоточено на изучении городских нравов военного времени. В Гиперболе в табачном дыму громыхал гром господень, иначе не скажешь, и это еще, не считая механического пианино. Когда начинали орать сразу все одновременно, я даже переставал слышать шум у себя в ухе. Шум заглушал шум. Правда легче мне от этого не становилось. Голова моя буквально раскалывалась на части от такой шумовой атаки.
— Слышь, Фердинанд, — говорил мне тогда Бебер, — чё-то ты побледнел. Пойдем на речку, прогуляемся, может, тебе полегчает.
И мы туда ковыляли. Полюбоваться на разрывающиеся вдали в небе снаряды. Наконец-то наступила весна, повсюду цвели тополя. Затем мы опять возвращались в Гиперболу, чтобы продолжить свои наблюдения. А уж дефиле войск было прямо как из книжки с картинками. [Несколько неразборчивых слов] к своему апогею это приближалось около восьми вечера, когда происходила смена караула.
И тогда все это растекалось, полки катились, подобно лаве, по Большой площади сверху вниз, справа налево. Просачивались сквозь аркаду вокруг рынка, задерживались возле бистро и двигались к фонтанам, где в сиянии громоздких канделябров фонарей наполнялись [трясущиеся] на осях бочки [19] . Не хватало только все это слегка перемолоть, смешав
19
В этом фрагменте в рукописи очень много исправлений, поэтому его смысл остался не до конца проясненным.
И тут на Большой площади весь этот круговорот остановился, дивизии бельгийцев уткнулись в кишки зеландцев [20] , всех разом накрыло сорока тремя бомбами. Десятки мертвецов.
Три полковника были застигнуты за игрой в покер в саду у кюре. Точно ли так было, не знаю, сам я этого не видел, но мне рассказывали. А когда мы с Каскадом посещали Гиперболу, там неизменно проходили эти помпезные демонстрации. Следует отметить, что с алкоголем и его разнообразием как у заглядывавших туда на пару часов, так и у собравшихся на Большой площади проблем не было, а вот женщин в Пердю-сюр-ла-Лис катастрофически не хватало. Амандина Дестине, с которой мы достаточно близко сошлись, была единственной из прислуги, но она запала на Каскада, это сразу бросалось в глаза, она буквально с первого взгляда в него влюбилась. Остальных хуеносцев, включая тех, что специально ради нее притащились из Ипра, города-героя Льежа, да хоть с Аляски, она на дух не переносила. Бордели отсутствовали как класс, они были категорически запрещены многочисленными предписаниями, а подпольные заведения отслеживались, закрывались и искоренялись полициями четырех стран.
20
Зеландцы — жители Зеландии, провинции Нидерландов.
Так что выпил, поспал и начинай дрочить, у союзников, возможно, практиковалась еще и ебля в зад, поскольку у нас в то время подобный жанр еще не получил особого распространения. С точки зрения Каскада сложившаяся вокруг нас ситуация в целом представляла собой практически неиссякаемый источник халявных бабок. Он считал, что нужно срочно вызывать Анжелу. Я, к своей чести могу сказать, был с ним не согласен. И противился до конца, потому что смертей и трагедий мне и без того хватало. Пусть он и состоял с ней в законном браке, являлся ее преданным и любящим супругом и имел на руках соответствующие документы с гербовой печатью, здесь в Пердю-сюр-ла-Лис никто в такие детали углубляться не станет, если Анжелу вдруг застукают, когда ее будут ебать по валютному курсу, Каскада это тоже напрямую коснется, и, несмотря на гниющую ногу, парнишка в два счета загремит на передовую в 70-й, оглянуться не успеет... Про предчувствия я предпочитал ему не напоминать. Мы этой темы с ним никогда не касались. Слова тут были лишние. Каскад, я бы сказал, сам делал все, чтобы накликать на себя беду. Получения пропуска ей пришлось дожидаться не так и долго. И вот однажды утром его Анжела сюда прибывает и объявляется в палате Сен-Гонзеф, никого Даже заранее не предупредив. Он не соврал, она была рождена, чтобы на нее у всех вставал. Всего один взгляд, легкое движение руки, и ваш хуй напрягается. Мало того, волнение проникает гораздо глубже, в сердце и, можно сказать, еще дальше, достигает того, что является даже более важным, но уже не имеет особого значения для жизни, поскольку от смерти его отделяет всего три дрожащих оболочки, и тем не менее их дрожь ощущается настолько явственно, они пульсируют так интенсивно и настойчиво, что вы невольно говорите в такт их биению да, да.
А мы все там были в таком состоянии, все вокруг, включая меня, сложно с чем-либо сравнить, но я словно барахтался в переполненном болью бассейне, и чтобы я смог снова вскарабкаться по лесенке вверх, малышке Анжеле действительно было нужно привести в движение всю эту биологию. И она с первой же минуты стала так мило стрелять глазками и подбадривать меня. Каскада это не волновало.
— Вот видишь, Фердинанд, я тебе не врал, когда она будет уходить, ты не сможешь оторваться от ее жопы, а представь, что будет, когда она придет к воякам, какого шороху она среди них наведет, я же говорил тебе, она горячая штучка... Ступай, моя девочка. Увидишь арки... кафе Гипербола. Спроси служанку Дестине, я ее предупредил. Поживешь пока у нее... Вечером мы с корешем зайдем, и я тебя заберу. Подпиши пропуск у комиссара... И никуда не выходи, пока я тебе не скажу... Я уже все продумал... Зарегистрируйся... Ни с кем не говори... Если будут задавать вопросы, можешь всплакнуть, рассказать, что твой муж очень болен... Тем более это правда. Ну все, ты меня поняла... теперь вали...
А у меня от Анжелы буквально крышу снесло, хотя я и понимал, что не стоит совсем уж впадать в детство. Я бы высосал все у нее между ног. Отдал бы последние бабки, если бы у меня они были. Каскад поглядывал на меня. Его это забавляло.
— Да не парься ты так, Лулу [21] . Ты же мой дружбан, и когда у тебя снова встанет, я дам тебе выебать свою малышку, и попрошу ее, чтобы она кончила, возбудившись как для офицера. Не сомневайся, все будет по высшему разряду...
21
Лулу — уменьшительное от Луи Детуша.