Война

Берг Ираклий

Бутенёв сдался.

«Что?! Почему?! — пронеслось в голове у Степана. — Зевнул коня, что с того? Играть дальше религия не позволяет? Перфекционизм нарушен?»

— Не огорчайтесь, Апполинарий Петрович, не всё потеряно. — поддерживал Безобразов расстроенного посла. Тот пользовался паузой между партиями для обретения утеряного спокойствия.

— Виконт играет чрезвычайно сильно, — признался Бутенёв, — вскрыл мои планы словно доклад получил от разведки.

— Вы о том коне, Апполинарий Петрович? — возник рядом

Степан. — Он что, засадный полк в Куликовской битве изображал?

— Вы тоже догадались, ваше сиятельство? — изумился Бутенёв.

— Конечно! — с самым серьезным видом подтвердил граф. — Как вы его туда поставили, так и подумал сразу. Не иначе, Апполинарий Петрович засаду замыслил. В дубраве. А тут вылазка драгун всё испортила. Пришлось сдаваться, нечего поделать. Как без засады воевать?

— Вы помогли бы лучше, подсказали чего, — заметил Безобразов, — зубоскалить любой горазд.

— Устройте Канны этому пунийцу. Тут важно сперва окружить все его фигуры, а уж опосля…

— Всё вам шутки шутить, ваше сиятельство, — Бутенёв промокнул платком испарину, — а я, право, не знаю как быть.

— Даже не знаю, что можно подсказать, — покачал головой граф, — попытайтесь вообразить себя Цезарем. Помните — чтобы победу одержать, нужно поставить своих солдат в безвыходное положение. Победить или умереть. Только так.

Во второй партии Бутенёв отыгрался.

— Сработало, ваше сиятельство, сработало! — тоном горячей благодарности шептал Апполинарий вернувшись к своим. — Всё как вы советовали. Он бросился словно Помпей на мой фланг! Со стороны могло казаться, что фланг разбит. Но я пересчитал фигуры, понял, что вязнет супостат. Тут и начал общую атаку по фронту. Полная победа!

— Викторией вас поздравляю! — фыркнул Степан. Он и не знал, смеяться или плакать.

— Советы Степана, подчас самые дурацкие, нередко ведут к успеху. — одобрил происходящее Пушкин.

— Что бы вы предложили для решающей игры, ваше сиятельство?

— Хм. Шахматы — дело серьёзное. Читал однажды трактат. Как там, припоминаю… Сущность шахмат — обман. Искусный должен изображать неумелость. При готовности атаковать демонстрируй подчинение. Когда ты близок — кажись далёким, но когда ты очень далеко — притворись, будто ты рядом.

— Интересно. Кто автор данного произведения? Где оно издано?

— Где издано? Даже не помню, Пётр Романович. Там ещё было: игрок не должен совершать ходов под воздействием злобы. Двигаются тогда, когда это соответствует выгоде; если это не соответствует выгоде, остаются на месте. Автор некий «учитель Капитон», псевдоним, вероятно.

Третья партия затянулась настолько, что, по прошествии двух часов, стороны согласовали перерыв.

— Ну что, ваше сиятельство? Какова диспозиция на ваш взгляд? — Апполинарий устало упал в кресло. Посол весь взмок от напряжения и выглядел как после дня тяжёлого труда.

— Вполне благоприятно. Позиция ваша лучше, если можно так выразиться. Виконт вообразил себя Веллингтоном,

играет в Ватерлоо. Укрепился как мог и лягается всеми копытами. Но одного не учёл сей доблестный муж — количество фигур ограничено. Нет Блюхера, чтобы прийти на помощь. Сам скучился, развития никакого. Фигуры мешают друг другу и заперты собственными пешками. Вы его разобьёте, Апполинарий Петрович. Немного осторожности вкупе с терпением — и город наш.

Приободренный Бутенёв вернулся к игре, полный решимости дожать англичанина. Увы! Так хорошо развивающиеся на доске события в решающий момент обернулись полным крахом надежд. Коварная пешка на фланге успела пройти дальше позволенного. Понсонби победил.

— Не помогло ваше сиятельство, не помогло, — чуть не плача шептал Апполинарий на обратном пути, — как этот змей провел пешку? Я так славно атаковал. Ряды противника трещали, как вдруг эта пешка. И вот у него второй ферзь. Вот вам и Блюхер!

Посла утешал только Пушкин. Безобразов мрачно молчал, а Степан очень хотел высказаться, но внутренний цензор не дозволял оного.

В посольстве Бутенёв не выдержал и зарыдал. Степана вообще поражала слезливость людей этой эпохи, людей способных идти в смертельную опасность не задумываясь.

С другой стороны, Апполинария и вправду было жаль. Посол связывал с этими статуями часть надежд на благосклонность государя, и вот наконец дело, длящееся столько времени, окончилось бесславно в один день.

— Так не пойдёт, — объявил Степан, сам находящийся не в лучших чувствах, — нужно сыграть ещё партию.

— Какую именно, ваше сиятельство, и, главное, с кем?

«Такую, что сфинксы должны стоять в Питере, на Васильевском» — подумал Степан, но вслух произнес иное:

— Универсальную, Пётр Романович. Есть такая партия. Мне нужно всё подготовить, я скоро вернусь.

— Прошу, Апполинарий Петрович.

— Что это?

— Шахматы, господин посол. Поверьте, вам не помешает сейчас.

— Нет, это слишком, ваше сиятельство. Простите великодушно, не могу.

— Любая взятая пешка или фигура обязывает игрока к её опустошению. — Степан расставил вместо шахмат рюмки и бокалы разной ёмкости, в которые аккуратно налил болгарской водки.

— Быть может вы, Александр Сергеевич?

— Нет-нет, прошу покорно. Я возвращусь к своим стихам, с вашего позволения. — откланялся Пушкин.

— Тогда вы, Пётр Романович?

— Даже не знаю, граф. Паршивый день. Наверное, я соглашусь. — с сомнением оценивая объем предложенной «партии», размышлял Безобразов.

Но отыграть ему не довелось. Внезапно объявился англичанин, рыжий Токтон, попросивший уделить ему несколько минут времени господина посла.

Несчастный Апполинарий не нашёл в себе сил отказать. К удивлению прочих, беседа с купцом подействовала на посла самым живительным образом.

— Ничего не понимаю, — растерянно держал он в руках конверт когда вернулся. — Этот человек просит забрать статуи.