Войны Миллигана
Шрифт:
На следующее утро, Боб Эдвардс, руководитель отдела образования, пришел за Кевином. Он проводил его в мастерскую, где стояли десятки банок с краской разных цветов.
— И что дальше? — спросил Кевин, ожидая, что Эдвардс объяснит ему, что он здесь делает.
— Мы выполним нашу часть контракта по обучению. Кроме минимальной оплаты, мы будем поставлять тебе краску и все, что понадобится.
— Хорошо, — ответил Кевин.
Так вот, о чем шла речь… Один из Обитателей будет рисовать. Ну, тогда, по крайней мере, одно было ясно: это будет не он! Конечно, Кевин
Во время пребывания в Афинах, когда Кевин слился с остальными обитателями в Учителя, он слышал, как рассказывал писателю одну историю, связанную с картинами: Артур перевел Сэмюэла в список «нежелательных», после того, как тот продал одну из картин Аллена с обнаженной натурой, желая избавиться от них. Артур установил строгое правило: никто не должен прикасаться к художественным принадлежностям, необходимым для портретов Аллена, натюрмортов Денни или пейзажей Томми. Только Рейджен, дальтоник, иногда рисовал углем. Кевин вспомнил свой рисунок тряпичной куклы Кристины, задыхающейся в петле висельника — та работа взбудоражила охранников тюрьмы графства Франклин.
И все-таки, кто же будет рисовать?
Эдвардс придвинул большую тележку с краской.
— Какие цвета тебе нужны, Билли?
Кевин знал, что должен сыграть свою роль. Он сложил в тележку банки с голубой, зеленой и белой акриловыми красками, а также горсть кистей и щеток. Тот, кто займется росписью, должен появиться в пятне!
— Это все?
Кевин пожал плечами:
— Пока что да.
Эдвардс отвел его по коридору до комнаты свиданий корпуса № 3.
— С чего ты начнешь? — спросил Эдвардс.
— Эй, мне нужно сконцентрироваться, окей?
Кевин рассчитывал на то, что если он выиграет немного времени, то появится один из художников и возьмется за рисование.
Он закрыл глаза и стал ждать.
Когда Аллен посмотрел на материал для рисования и стены комнаты свиданий, он вспомнил встречу с терапевтической командой, на которой он согласился применить свой талант для «украшения учреждения» в обмен на разрешение выходить из корпуса в течение дня.
Он снимал крышку с банки белой краски, когда Эдвардс спросил его:
— А где эскиз?
— Какой эскиз?
— Мне нужно увидеть эскиз того, что ты нарисуешь.
— Зачем?
— Чтобы убедиться, что нам это подходит.
Аллен заморгал глазами.
— Подходит для чего?
— Ну, понимаете, мы хотим быть уверенными, что ваша живопись будет… Эээ… Приятной. Не такой, как некоторые странные вещи, нарисованные на стене вашей комнаты.
— Вы хотите сказать, что должны утвердить эскиз того, что я собираюсь написать, прежде чем я начну работу?
Эдвардс кивнул головой.
— Но это же цензура! — возмутился Аллен.
Двое работников технического персонала перестали водить тряпками по полу и обернулись.
— Это
— Никаких людей?!
Надежды Аллена рухнули. Не мог же он рассказать Эдварду, что не рисует ничего, кроме тел и портретов.
— Администрация боится, что ты нарисуешь реального человека, а это может нарушить его право на неприкосновенность личных данных. Нарисуй нам лучше красивый пейзаж.
И этот мужлан будет указывать Рафаэлю, имеет он право изображать людей или нет?! С сожалением Аллен понял, что он должен позволить Томми сделать эту работу.
— У Вас есть карандаш и бумага? — спросил он. Эдвардс подал ему пачку бумаги для рисования.
Аллен некоторое время просидел за столом с карандашом в руках. Он начал рисовать пейзаж — чего раньше никогда не делал. Он рассчитывал, что это вызовет любопытство Томми, и тот возьмется за рисунок. Аллен насвистывал, поглощенный рисованием, и надеялся, что Эдвардс не заметит, как трудно ему дается эта внешняя невозмутимость.
Перед тем, как покинуть пятно, Аллен написал на листе:
«Нарисуй что-нибудь приятное на стене корпуса № 3. Примерно три метра в высоту и полтора в длину».
Луч прожектора упал на Томми без предупреждения. Он сразу увидел карандаш в руке и сообщение на листе бумаги, узнал почерк Аллена, и понял, чего тот хотел от него. На этот раз Аллен хотя бы дал ему понять, что происходит.
Учитывая размеры стены, он быстро добавил к наброску Аллена маяк, стоящий на краю скалистого берега. Он был изображен на фоне моря, вместе с чайками, символизирующими свободу. По крайней мере, ЕГО сознание вырвется на свободу, когда он будет рисовать.
— Вот это хорошая идея! — обрадовался Эдвардс.
Томми смешал краски и приступил к работе.
Следующие три дня в 8:30 утра Эдвардс отправлялся искать Кевина, Аллена или Филипа. Большую часть дня в пятне был Томми — пока рисовал. Работа продолжалась до 11 часов — он должен был вернуться в корпус, на перекличку перед обедом. Потом Эдвардс снова провожал его, и Томми продолжал рисовать до трех часов. Когда изображение маяка было завершено, Томми нарисовал двух сов, отдыхающих на ветках деревьев, с луной на заднем плане. Цветовая гамма была тусклой, в основном коричневая и желтая охра.
На противоположной стене появился впечатляющий пейзаж, размером четыре на одиннадцать метров, в котором господствовали осенние цвета: золотые и красные. Олень остановился возле старого сарая. Петляющая дорожка и стая диких уток над сосновым бором.
Около входа в корпус № 3 Томми нарисовал изображение, из-за которого, проходящему через дверь, кажется, будто он идет по сельскому мосту, за которым черно-серые сараи переходят в другие изображения, создавая непрерывную панораму.
Каждый день, когда Миллиган заходил в комнату свиданий, пациенты, сидевшие там, улыбались и махали ему руками.