Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв
Шрифт:
В октябре они вместе осадили крепость Погорелое Городище. Здешний воевода князь Юрий Шаховской на требование сдаться ответил королю: «Ступай к Москве. Будет Москва за тобою, и мы твои». Король рассудил, что совет дельный и пошел дальше.
Затем королевское войско осадило Волоколамск, где стоял гарнизон под командованием воевод Ивана Карамышева и Чемесова. Защитники города отвергли предложение о сдаче и доблестно отбили три приступа. Во время третьего штурма городовые казаки атаманов Маркова и Епанчина сделали удачную вылазку и даже захватили у противника три пушки.
Пока основные силы осаждали Волоколамск, конный отряд Адама Жолкевского двинулся на разведку к Москве. Жолкевский дошел до подмосковного села Ваганьково, где столкнулся с московским сторожевым полком. После короткого боя он отступил. Но в этом бою поляки взяли в плен несколько
Сведения, доставленные Жолкевским, а также неудача под Волоколамском показали королю и Ходкевичу что продолжать поход к Москве не имеет смысла. 27 декабря Сигизмунд приказал возвращаться в Вязьму. По дороге от холода и голода войско потеряло несколько сотен человек.
Избрание на царство Михаила Романова
и правда о Сусанине
Отступление противника позволило беспрепятственно провести в Москве Земский собор с целью выбора нового царя. После изгнания иноземцев этот вопрос стал для московитов самым насущным. Но победители — дворянское и казацкое ополчения — долго не могли сойтись во мнениях: все кандидатуры отметались. Вот что пишет об этом Л. Н. Гумилёв:
«Дмитрия Трубецкого не хотели видеть на престоле дворяне, ибо он, хотя и был князем, командовал казаками. Князя Дмитрия Пожарского не хотели иметь государем казаки: ведь он был вождем дворянского ополчения. Но был еще один кандидат — тихий и совершенно бесцветный человек, 16-летний Михаил Федорович Романов.
Отец Михаила, Федор Никитич Романов, интриговал в свое время против Бориса Годунова и был пострижен в монахи (под именем Филарета). По поручению боярской Думы, после того как 27 августа 1610 года Москва целовала крест на верность Владиславу, Филарет отправился с посольством к Сигизмунду III Ваза, но потерпел неудачу: поляки арестовали его и довольно плохо обращались с послом в заключении. В тяжелые времена Смуты Романов-старший был связан с тушинцами, но никакой заметной роли там не играл.
Теперь же оказалось, что фамилия Романовых именно в силу того, что она никакие проявила себя в прежние временам, соответственно, не имела никакой поддержки, всех устраивает. Казаки были настроены в пользу Михаила, поскольку его отец, друживший с тушинцами, не был врагом казачеству. Бояре помнили о том, что отец претендента происходит из знатного боярского рода и к тому же состоит в родстве с Федором Ивановичем, последним царем из рода Ивана Калиты. Иерархи церкви высказались в поддержку Романова, так как отец его был монахом, причем в сане митрополита. Итак, все сошлись на «нейтральном» и тихом царе…
Будущий же «великий государь» сидел в Костроме и знать ничего не знал: судьба юноши была решена без его участия».
Итак, 13 марта 1613 года царем стал отрок Михаил (1596–1645), положивший начало династии Романовых, правившей Русью 304 года. В данной связи следует отвергнуть исторический вымысел: обвинение поляков в убийстве «народного героя» Ивана Сусанина.
Сенсационное открытие о «подвиге Ивана Сусанина» было сделано в начале XIX века. Вдруг выяснилось, что после сдачи Москвы поляки решили взять в плен либо убить Михаила Романова, чтобы не допустить его избрания на престол, хотя в Москве еще никто понятия не имел о том, кто станет царем.
Михаил с матерью находился в то время в Костроме (точнее, в близлежащем Ипатьевском монастыре), однако злодеи об этом не знали. Тогда они якобы схватили крестьянина Ивана Сусанина из села Домнино Костромского уезда, принадлежавшего Романовым, и пытками заставляли сказать, где скрывается Михаил. Сусанин знал, что он в Костроме, но не сказал и был замучен до смерти.
Композитор Федор Глинка в 1836 году пошел дальше. Он придумал, что Иван Сусанин завел большой отряд поляков в лес, где они заблудились и погибли от холода и голода, предварительно порубив на куски самого Сусанина.
У
Позже большевики решили, что крепостному мужику не пристало спасать царя-кровопийцу. В 1939 году оперу Глинки переделали и переименовали. В новом варианте Сусанин спасал уже не царя, а жителей города Костромы.
В 1990-е годы опере вернули старое название, и теперь Сусанин опять спасает царя. Более того, русские историки «новой патриотической волны» точно указали не только то место, куда герой завел поляков (Юсуповское болото), но и конкретную точку гибели его самого! Они даже «нашли» и показали по телевидению скелет Ивана Сусанина! Теперь на месте «гибели» мужественного крестьянина установлен памятник.
Но все это — «развесистая клюква». Миф о Сусанине разоблачил еще в середине XIX века профессор-историк Н. И. Костомаров. По его мнению, крестьянина Ивана Богдашкова схватила шайка «воров» (воровских казаков), которых тогда немало бродило по Руси. [212] Если они в самом деле замучили его, то из-за денег. Ведь шайке бандитов ни Кострома, ни Ипатьевский монастырь, с их каменными стенами и десятками крепостных орудий, были не по зубам. Костомаров писал:
«Сусанин на вопросы таких воров смело мог сказать, где находился царь, и воры остались бы в положении лисицы, поглядывающей на виноград. Но предположим, что Сусанин, по слепой преданности своему барину, не хотел ни в каком случае сказать о нем ворам: кто видел, как его пытали и за что пытали? Если при этом были другие, то воры и тех бы начали тоже пытать, и либо их, также как Сусанина, замучили бы до смерти, либо добились бы от них, где находится царь. А если воры поймали его одного, тогда одному Богу оставалось известным, за что его замучили. Одним словом, здесь какая-то несообразность, что-то неясное, что-то неправдоподобное.
Страдание Сусанина есть происшествие само по себе очень обыкновенное в то время. Тогда казаки таскались по деревням и жгли и мучили крестьян. Вероятно, разбойники, напавшие на Сусанина, были такого же рода воришки, и событие, громко прославленное впоследствии, было одним из многих в тот год. Через несколько времени зять Сусанина воспользовался им и выпросил себе обельную грамоту».
212
Историк А. Л. Станиславский считал, что это был отряд атамана Смаги Чертинского (до 400 запорожских казаков), который возвращался на юг через Костромской край после похода «за зипунами» в северные районы Московского государства.
См.: его книгу «Гражданская война в России. XVII век», М., 1990, с. 68.
Действительно, крестьянин Богдан Собенин в 1619 году обратился к царю Михаилу с челобитной, где заявил, будто бы его тестя Ивана Сусанина Богдашкова литовские люди (отметим: не поляки) запытали, дабы узнать, где государь. Сказочники XIX века перепутали фамилию героя (Богдашков) с отчеством (Сусанин).
Сказка понравилась царю и его матери. Зятю дали деньги и грамоту, подтверждавшую геройское поведение Ивана Богдашкова. Естественно, что никто не проверял сообщение Богдана Собенина, да и проверить его не представлялась возможным. А, главное, зачем? Просил Богдан немного, польза же от пропаганды этой истории могла быть вполне очевидная.
Похождения атамана Ивана Заруцкого
(1612–1614 гг.)
Как мы помним, Иван (точнее, Ян) Заруцкий в 1612 году ушел от Москвы на юг с радикально настроенной частью казаков. Пока первое ополчение находилось под Москвой, он содержал Марину Мнишек в Коломне, под защитой верных ему казаков. Атаман периодически наведывался в Коломну, до которой было в хорошую погоду два дня пути верхом от Тушино.
По утверждению Пискаревского летописца, ранее Заруцкий постриг свою жену в монахини, а своего сына отослал в Коломну «к ней, Марине, в стольники, а хотел на ней женитца и сести на Московское государство». Последнее обвинение вряд ли справедливо, хотя кто знает, какие мысли могли одолевать человека, уже совершившего головокружительное восхождение от мелкого казацкого предводителя (сотника) до боярина и одного из вождей Первого ополчения. Кстати говоря, Заруцкий не был православным. Князь И. Н. Одоевский, сражавшийся с ним под Воронежом, называл Иван Мартыновича «черкашениным люторские веры», т. е. казаком лютеранского вероисповедания.