Воющие псы одиночества
Шрифт:
– И тебе ее совсем не жалко?
– Да как тебе сказать…
Андрей продолжал есть, глядя в тарелку.
– Она получила то, что хотела. Она хотела, чтобы я ее не обременял и не мешал выйти замуж. Она это получила. Она хотела не учиться и работать, а пользоваться своей красотой и что-то с этого поиметь. Она и это получила. Она хотела пить столько, сколько душа пожелает, - и это у нее было. Так за что же ее жалеть? Каждый человек в итоге получает то, чего хочет, потому что результат есть следствие выбора, который он делает сам.
– Но ведь она хотела красивой жизни,
– Она хотела получить нечто, не вкладывая собственный труд, - жестко произнес Андрей.
– Подобного рода нечто бывает только таким и никаким иным. В одних случаях последствия наступают раньше, в других позже, но они все равно наступают. Я реалист, Эленька, и, кроме того, я всю жизнь имею дело с анализом причин и следствий. Ты меня осуждаешь? Считаешь бездушным? Ты, наверное, ждала, что я начну помогать маме?
– Нет-нет, - поспешно ответила она, - я ничего такого не думала.
Получи, Элеонора. Получай все, что тебе причитается. Твой брат оказался больше похож на Назара, чем на тебя саму, и ты обнаружила это только на шестом десятке. Потому что вместо того, чтобы дружить со своим братом, ты всю жизнь продолжала считать его маленьким, глупым и нуждающимся в опеке и защите. С малышами не дружат, их любят и оберегают.
– Есть еще голубцы, - слегка дрожащим голосом произнесла Аля.
– Будешь?
– Нет, Эленька, мне достаточно, я и так две порции съел. Как Динка? Не обижает тебя?
– Обижает, - Аля обрела способность улыбаться.
– Но я привыкла.
– Ты уж потерпи, сестренка. До сих пор забыть не могу, как она плакала, когда мы со Славиком нашли ее на улице… Сердце разрывается. Она ведь так и не объяснила, что случилось и почему она ушла из дома. И тебе не сказала?
– Я не спрашивала. Дина меня не жалует, ты же знаешь. Каждую копейку за мной считает и ругается, что я слишком много трачу на хозяйство. Ей очень хочется опять жить в собственном доме и ездить в институт на машине. Подозреваю, что она и учебу-то бросила из-за того, что не могла соответствовать однокурсникам. Все так дорого одеты, все на своих машинах, у всех шикарные квартиры или дома… Может быть, надо было устраивать ее в другой институт, где учатся дети попроще?
Андрей пожал плечами:
– Институт она сама выбрала. Другой вопрос, что при выборе она могла руководствоваться именно составом обучающейся публики, но это уж, как говорится, ее дело. Она сама должна решать, что для нее важнее: получить знания и профессию или крутиться в определенной среде. Знаешь, Эля… Я вот сейчас смотрю на тебя и думаю…
Он замолчал, взял со стола нож и начал постукивать черенком.
– У тебя такое удивление на лице. И даже страх. Я, наверное, кажусь тебе излишне жестким. Ты, может быть, даже подумала, что я не люблю Динку. Это моя вина.
– Какая вина, Андрюша, что ты? Ты делаешь для нее все, что в твоих силах…
– Но я не делаю самого главного, - перебил ее брат.
– Я не показываю ей свою любовь. Я, наверное, просто не умею этого делать. Знаешь, когда она разрыдалась тогда, ночью, на улице, и потом часа два не могла успокоиться, я вдруг понял, что она
«Спасибо тебе, Назар, - подумала Элеонора.
– Ты, как всегда, оказался прав. Господи, ну почему ты не возник в моей жизни раньше? Скольких ошибок я, могла бы избежать, если бы ты был рядом».
С той ночи Дина почти не изменилась. Она по-прежнему хамила Але, требовала от нее отчета в тратах и продолжала читать нотации на тему «позорных случек». Но она перестала уходить по ночам. И это было первым шагом. А в конце концов, любая дорога начинается с первого шага.
Александр Каменский с женой Дашей и сыном Санечкой улетал в Германию в среду, 28 апреля. Накануне Настя встретилась с ним, передала список вопросов, адрес и телефон Веры Лозинцевой и объяснила суть проблемы, чтобы брат понимал, что будет делать и зачем это нужно.
– Поехала бы с нами и сделала бы все сама, - в двадцатый, наверное, раз укоризненно говорил Саша.
– Саня, не заводись, - тоже в двадцатый раз отвечала она.
– Ни одна диссертация не стоит того, чтобы ради сбора трех страниц материала тратить такие деньги.
– Когда ты станешь старенькой и немощной и уже не сможешь никуда ездить, ты еще пожалеешь о том, что не воспользовалась возможностью, когда она была, - пугал он.
– Пожалею, - послушно соглашалась Настя.
– Неужели ты никогда не поумнеешь?
– спрашивал Саша.
– Никогда, - признавалась она, - это безнадежно. Такие разговоры Каменский вел с сестрой ежедневно на протяжении недели до отъезда. На всякий случай он не отменял броню на еще один билет до Франкфурта и на еще один номер в гостинице, а его знакомый, имевший крепкие связи в посольстве Германии, обещал, если будет нужно, устроить Насте визу за один день. Саша надеялся до последнего и старался ее уговорить. Но Настя не поддавалась и упорно стояла на своем, как будто защищала самое дорогое, что у нее было. В среду Каменские улетели в Германию, а в пятницу Саша позвонил Насте:
– Настюша, я нашел Лозинцеву и сегодня вечером с ней встречаюсь. Будут какие-нибудь последние указания?
– Да нет, я вроде все тебе сказала. Только будь поделикатней, ладно? Все-таки она дочь потеряла, и как говорят близкие, для нее это было страшным ударом. Будь готов к тому, что она начнет плакать, может быть, даже истерика у нее начнется. На всякий случай возьми с собой Дашеньку, она сможет ее успокоить, а ты растеряешься. И не дави на Лозинцеву, прояви тактичность.
– Постараюсь, - пообещал Саша.
– А здесь погода такая хорошая, солнышко, тепло. И крокусы кругом. Красота невозможная.