Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945
Шрифт:
Тем не менее почти ежедневно проходили инструктажи с последующими отменами вылетов, и по утрам я с Никки отправлялся в Бери-Сент-Эдмундс, чтобы выпить кофе, а по вечерам мы с Гарри шли в паб или на танцы. Затем Никки получил отпуск.
«Нортон» был перевезен со двора мясника в гараж, но «Эй-Эйбл» все еще томился в Корнуолле.
Эверс и его экипаж измучились, ожидая своего последнего вылета.
Одри была переведена в Милденхолл [103] , в Суффолке, который был базой для еще одной эскадрильи 3-й авиагруппы [104] .
103
Милденхолл –
104
Формирование в составе RAF авиагрупп началось в марте 1936 г. в рамках реформы организационной структуры. В них включались несколько бомбардировочных или истребительных авиакрыльев, базировавшихся в одном географическом секторе. К началу 1945 г. в Бомбардировочное командование RAF входили 1, 2, 3, 4, 6 (канадская), 8, 91, 92, 93 и 100-я авиагруппы, а также 6-я и 7-я учебно-боевые авиагруппы.
Начинала сказываться накопившаяся усталость трех месяцев боевых вылетов; люди стали вспыльчивыми, и взаимные колкости не веселили, а скорее обижали. На службе Гарри и я видели друг друга меньше других [105] ; дружеские отношения не были омрачены взаимными оскорблениями, но и в них просочилась скука.
Диг бросил притворяться, что в глубине души он все еще был сержантом, и мы видели его все меньше. Возможно, его утомляли наши жалобы на помещения для постоя и еду или на попытки Викария установить в лагере дисциплину. Фраза «Не скули, если твоя задница в огне» никогда не сходила с его губ, и однажды, когда он использовал ее в весьма неподходящем контексте, я объяснил ему медленно и занудно, скрывая бешеное раздражение, которое ощущал, что бывает время, когда для человека абсолютно простительно «скулить», и уж это точно, когда его задница действительно находится под огнем. Дига это не удержало. Он продолжал использовать эту фразу по всем мыслимым и немыслимым поводам и затем добавлял, бросая на меня косой взгляд: «Но как мне сказали, это подходящее время для скулежа».
105
Это и немудрено, поскольку автор был бомбардиром, чье рабочее место находилось в носу самолета, а Гарри – хвостовым бортстрелком.
У Джорджа развилась привычка называть любого «деточка», когда-то он был флегматиком, теперь же его настроение колебалось между веселостью и унынием. Только Рей и я могли разговаривать друг с другом, не ссорясь при этом, а Лес и Пол увеличили свое суточное потребление алкоголя.
Одри приехала на ночь в гостиницу «Ангел», и, перед тем как лечь спать, я позвонил Лесу. Заранее условленным кодом он сообщил мне, что я должен вернуться на базу в три часа ночи. Гостиничный портье разбудил меня, и Одри смотрела, как я одевался, дрожа в остывшей комнате.
Вернувшись на базу, я позавтракал и пошел с Никки в комнату для инструктажей. Он прекрасно провел семь дней отпуска у вдовы, которая управляла табачной лавкой. «Она позволяла мне спать весь день и выпивать всю ночь, а потом снова укладывала спать без обычного в таких случаях проклятого зудения, и я спал весь следующий день».
Я спросил, как он думает, что за цель будет сегодня.
– Полет должен быть коротким и легким, – ответил он. – Эверс выполняет свой последний вылет, да и Викарий летит.
Целью была железнодорожная сортировочная станция Гремберг [106] в Кельне.
– Не могу понять, зачем Эверсу дали Кельн? – сказал я Полу.
– Разве ты не слышал? – произнес он. – Была смена цели. Когда фамилия Эверса появилась в боевом приказе, это был еще не Кельн.
На инструктаже Викарий был явно взволнован; но было бы несправедливо сказать, что он был нервным. Нашей эскадрилье, сказал он, предоставили честь возглавить поток, а лидером
106
Гремберг – находится в юго-восточной части Кельна на правом берегу Рейна.
Меня стал одолевать страх еще до того, как начался сам вылет. Воспоминания о нашем предыдущем налете на Кельн сделали для меня этот город злым животным так же, как бедой Никки был Эссен. Когда мы приблизились к Германии, я подавленно лежал в своем отсеке.
Разрушенный город на Рейне можно было увидеть издали, и, прежде чем поток достиг его, начался чудовищный заградительный огонь зенитной артиллерии. Я выбросил «Window» – бесполезное занятие при прекрасной видимости. Приблизительно в ста метрах раздался мощный взрыв: или «Ланкастер» был поражен, или разорвалось «чучело». Я услышал разрывы зенитных снарядов рядом и стук осколков по фюзеляжу. Гарри завопил: «Маневрируйте!» – и Диг так действовал штурвалом, что мы двигались в небе, словно птица, машущая крыльями. Оранжевое перекрестье бомбового прицела металось вверх и вниз по серым улицам Кельна, когда я нажал на сброс бомб. Противовоздушная оборона теперь наводнила все небо разрывами снарядов, и «Ланкастер», летевший впереди, словно камень упал с высоты нескольких тысяч метров.
Когда мы покинули район цели, Пол осмотрел фюзеляж. Наш самолет был продырявлен во многих местах между турельной установкой и хвостовым оперением.
После посадки мы обнаружили, что общепринятый восторг после успешной миссии сегодня отсутствовал. Самолеты ковыляли домой, и почти каждый из них имел попадания. Экипаж Никки вернулся на трех двигателях, а на самолете Викария осколок снаряда прошел прямо через коробку рычагов дросселей в дюйме от самого Викария. Эскадрилья лишилась над целью двух экипажей. Никто не оплакивал потерю относительно нового экипажа, но все соглашались с тем, что это был позор, что Эверс и его люди должны были превратиться в отбивную в ходе своего последнего вылета.
На следующий день после бомбежки сортировочной станции Крефельд-Ирдинген к Дигу подошел Викарий. «Я хотел бы немедленно говорить с вами», – сказал он.
С озадаченным видом Диг последовал за ним из комнаты, где экипажи докладывали офицеру разведки о прошедшем вылете. Мы слонялись вокруг, пытаясь угадать, зачем ему понадобился именно Диг. Когда тот вернулся, его глаза пылали яростью.
– Послушайте это, – произнес он. – Сегодня пришел приказ, что каждый экипаж, который не успел выполнить к этому утру двадцать пять вылетов, должен будет до завершения тура совершить еще пять дополнительных вылетов. Это касается нас. Мы сделали свой двадцать пятый на несколько часов позже.
Вместо пяти нам теперь предстояло десять вылетов.
– Если бы рейд на Ванне-Айккель не пришлось прервать, то мы бы сделали это, – заметил Лес.
– Это все ваша проклятая английская погода, – выдал Диг, как нам показалось, абсолютно не к месту.
– Мы никогда не сможем пройти еще через десять вылетов, – печально сказал Гарри.
– Лишь если нам чертовски повезет, – произнес Рей.
– Это – погода, – продолжал Диг. – Погода стала узким местом для учебных подразделений, и из них прибывает недостаточное число экипажей, чтобы заменить всех, кто завершил свой тур.
Это сообщение было встречено волной привычных самоутешительных ругательств.
– В огне, кажется, есть множество задниц, – сухо прокомментировал Гарри.
– Попытайтесь добиться какого-то отпуска, – предложил Пол.
– Неплохая идея, – сказал Диг.
Он развернулся и пошел обратно прямо к Викарию. Он вернулся практически сразу же.
– Мы получили его, – произнес он. – Отпуск семь дней, и немедленно.
Наступающие русские войска теперь были всего в 150 километрах от Берлина, но нас это не волновало.