Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945
Шрифт:
Я оставил блок H2S и протиснулся мимо Рея в свой отсек. Хотя мы были в сорока километрах от Дрездена, его пожары окрашивали небо впереди в красный цвет. Прогноз погоды оказался верным. Облаков над городом не было.
В шести километрах от цели стали четко видны другие «Ланкастеры»; их силуэты чернели на фоне розового зарева. Это было похоже на то, как если бы кто-то смотрел сверху вниз на огненные контуры кроссворда: пылающие улицы простирались с востока на запад и с севера на юг. Это зрелище повергло меня в благоговейный страх. Затем я услышал
В рации не было ничего слышно от бомбардировщика наведения.
Я сказал Дигу, чтобы он выполнил правый разворот к южной части города. Он отвернул самолет от центра этого ада, и, когда мы были над границей огня, я нажал на сброс бомб. Я надеялся, что наш груз упадет среди полей и лугов; я не мог забыть того, что нам сказали на инструктаже, и старую кинохронику немецких зверских бомбардировок с пикирования.
Раздался голос Джорджа:
– Лес, я получил радиограмму с данными о ветре.
– Да, деточка. Давай их.
– 295 градусов, 65 километров в час.
– Спасибо, деточка.
– Как это соотносится с твоими данными, Лес? – задал вопрос Диг.
– Неплохо, но я думаю, что мне придется поработать.
– Всего хорошего. Продолжайте.
После длительного периода лежания на животе и выбрасывания «Window» я ощутил, что засыпаю, и сказал Лесу, что возвращаюсь, чтобы продолжить работу с H2S.
– Хорошо, я настрою ее для тебя, – любезно ответил он.
– Таким образом, я снова должен выбрасывать «Window», не так ли? – Рей полагал, что единственная причина моего перемещения назад состояла в том, чтобы затруднить его жизнь.
На столе Леса стоял термос с кофе, и он налил чашку для меня. Наше местоположение на карте казалось слишком близким к цели, но он рассчитывал на более сильный ветер, чем тот, что был указан в радиограмме.
– Мы только что прошли над большой рекой, – сообщил Диг.
Экран H2S показывал размытые отраженные сигналы; было невозможно идентифицировать никакие города.
В разговор вмешался Гарри:
– Я вижу реку, о которой упоминал Диг. Ее петля как подкова, – наступила пауза, когда он определял навигационное местоположение мерцающего водного изгиба, – направление 45 градусов в пяти километрах.
Лес и я детально изучали карту.
– Это мог быть Дунай, – сказал я.
– Это означает, что мы в тридцати километрах от маршрута.
Я снова обратился к H2S и увидел то, что, возможно, было змеившейся линией реки. Это, кажется, подтверждало сообщение Гарри. В течение нескольких минут Лес размышлял, и его глаза выглядели утомленными и озабоченными. Наконец, он сказал:
– Я не буду использовать засечки. Не думаю, чтобы ветер мог так сильно измениться.
Рей воспользовался возможностью, чтобы отыграться.
– Ты ни к черту там не нужен, Майк, – заявил он. – Возвращайся и для разнообразия немного поработай. Я сыт по горло бросанием «Window».
Я начал пробираться обратно в свою нору.
«Эйбл» летел сквозь
– Да, это – Нюрнберг, – уверенно ответил он.
– Нюрнберг! – хором воскликнул экипаж.
– Мы должны пройти над ним, напарник, – ошибочно заявил Диг.
– Мы – нет, как ты знаешь.
– Сколько километров до границы Германии? – спросил Пол.
– Несколько сотен, – ответил Лес бодрым голосом.
Впереди, извиваясь, пролетел поток красных трассеров. Где-то поблизости должны были находиться вражеские истребители. Я встал, забрался в промерзшую носовую турельную установку, проверил пулеметы и снял их с предохранителей.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Пол снова спросил, не пересекли ли мы уже линию фронта.
– Еще нет, – ответил Лес, – мы еще немного южнее Штутгарта. – Затем он начал что-то фальшиво напевать; никто не сказал ему, что он не выключил микрофон. Наша судьба была в его руках, и его навигационное счисление должно было привести нас домой.
Штутгарт – город, который мы до этого посетили во время нашего третьего боевого вылета, и этот полет теперь казался бесконечным.
Впереди, как большие, медленно падающие звезды, опускаются вниз сигнальные ракеты, выпущенные истребителем. Следует бурный обмен мнениями; враг бродит где-то выше.
Сигнальные ракеты продрейфовали назад и исчезли.
– Мы миновали линию фронта, – в конце концов произнес Лес.
Когда мы пересекли французское побережье, первые слабые лучи дневного света стерли с неба последние звезды. Я опорожнил канистру Дига в третий и последний раз.
– Мы ниже трех тысяч, – сказал Диг, – вы можете снять свои кислородные маски. – Он бросил мне вниз пачку ментоловых сигарет. – Они твои. Ты их любишь, а я нет.
Я прикурил и с удовольствием затянулся. Обычно мы соблюдали правило не курить на борту, но время от времени было приятно нарушить правила, установленные для нашей же собственной пользы другими людьми, и это был как раз такой случай.
Мы приземлились на базе через девять часов и тридцать пять минут, преодолев приблизительно 2400 километров. Это был личный успех Леса, чья система навигации отказала вскоре после прохождения линии фронта.
Все самолеты эскадрильи возвратились благополучно, и во время доклада все экипажи рассказывали о громадных разрушительных пожарах. Никто никогда не видел ничего, что могло бы сравниться с Дрезденом. Просто не было прилагательных или доступных сравнений. Это походило на попытку описать явление, которое человеческие глаза никогда прежде не видели. Размеры и слова «фантастическое зарево в небе» не описывали гектары и гектары улиц и домов, опустошенных огненными смерчами, и чудовищный шар розового цвета, который достиг высоты, недостижимой самолетами.