Воздушные разведчики
Шрифт:
– Руднев сфотографировал груды гравия и песка, они насыпаны вдоль шоссе с равными интервалами, характерными для ремонтных работ.
– Совершенно точно, товарищ майор, - подтвердил Бакастов, обращаясь к Морозову.
– Соедините меня быстро со штабом фронта! - приказал начальник разведки.
Руднев слушал этот разговор молча. Краска стыда выступила на его щеках, хотя Бакастов его успокаивал, говорил, что с высоты груды гравия и впрямь можно было принять за танки. Тем временем Морозов доложил по телефону об ошибке разведчика, но трубку долго не вешал.
– На всякого мудреца довольно простоты. В штабе фронта поторопились, не стали ждать возвращения Руднева. Послали в район предполагаемой танковой дивизии бомбардировщики и штурмовики. Естественно, они не обнаружили танков, но попали под огонь зениток и напоролись на "фоккеров". Есть потери...
Этот урок не пропал даром. Шли бои за освобождение Петрозаводска. Разведчики передали радиограмму, будто обнаружили в финском порту Котка транспорты под парами, готовые вот-вот сняться и удрать. Но в штабе полка проявили осторожность. На привезенном фильме вместо транспортов оказались деревянные плоты с печками, изрядно дымившими.
В ходе операции "Багратион" воздушная оборона противника была порядком дезорганизована, и наши разведчики беспрепятственно выполняли полеты в тыл врага. А затем снова стало трудно. Юрий Дерябичев делился опытом с новичками первой эскадрильи, среди которых храбростью и мастерством отличался экипаж Кости Дунаевского.
– Сейчас, Костя, наши наступают, нам легко - не работа, а семечки, говорил он. - Но нам предстоит вести разведку в Восточной Пруссии. Сердцем чувствую - будет тяжело...
И действительно, еще не обкатанная в боях 1-я эскадрилья теряла один экипаж за другим. Прав оказался генерал Грендаль, когда предупреждал, что переход наших войск от обороны к наступлению потребует от воздушных разведчиков еще большего мастерства, расширения знаний о маневрах отступающего противника.
Перед разведчиками ставились все новые и новые задачи. Голубничий и Дерябичев должны были сфотографировать рубежи обороны вокруг Кенигсберга. Им пришлось вычерчивать на карте замысловатую кривую со множеством изломов, причем без заметных ориентиров. Трудным был этот полет, первый в Восточную Пруссию. Но разведчики справились с заданием.
"Разлетался" Виктор Богданов вместе со штурманом Иваном Строевым. Виктор был молод и самолюбив. И хотя его грудь тоже была украшена орденами, слава Мелаха, Сугрина и Голубничего не давала ему покоя. Он все время стремился совершить подвиг, чем-то отличиться.
Виктор узнал случайно от механиков-оружейников первой эскадрильи, что Костя Дунаевский всегда возвращается с задания, расстреляв патроны своего переднего пулемета. Очевидно, Константин вопреки запретам начальства спускался с большой высоты, на которой обычно летали разведчики, до бреющего полета и штурмовал вражеские колонны.
Богданов стал искать встречи с врагом. Однажды, возвращаясь на небольшой высоте, он увидел вражеский эшелон. Недолго раздумывая, разведчик бросил "пешку" в пике и, поймав в прицел голову
– Что ты делаешь, Витя? - закричал штурман. - Это же бронепоезд! Назад, Витя, назад!
Но было поздно. В ответ на пулеметную очередь, которая оказалась для бронепоезда не страшнее комариного укуса, разведчик получил солидную порцию свинца. Самолет тряхнуло. На пол кабины посыпались осколки плексигласа.
– Течет масло сквозь пробитый капот левого мотора! - сигнализировал Строев. - Стрелка манометра упала до нуля!
Только теперь Виктор понял, что допустил оплошность, атаковал бронепоезд, а не товарняк, как ему показалось. Он потянул было штурвал, чтобы взмыть в облака, но сигнал штурмана о раненом моторе заставил его изменить решение. Витюнчик выровнял самолет и сбавил скорость. Левый мотор остановился.
Радист Павел Дидора заволновался:
– Командир, почему остановился мотор?
– Я его выключил.
– Зачем?
– Выбило масло. Мотор вот-вот заклинит. Винт застопорится и создаст лобовое сопротивление, мы не сможем долететь на одном моторе...
Машина и без того с трудом подчинялась летчику. Скоро линия фронта. Опасаясь перегреть единственный работающий мотор, Виктор все-таки прибавил газа, начал постепенно набирать высоту. Другого выхода не было: самолет могли сбить из винтовки. Всю дорогу домой молодой разведчик ругал себя за опрометчивый поступок и ненужное ухарство.
Командиром эскадрильи вместо Малютина стал Анатолий Попов. Подтянутый взыскательный летчик, он любил порядок и дисциплину. Мы приготовились к тому, что Витюнчику крепко достанется за самовольную атаку бронепоезда, но новый комэск рассудил по-своему. Он сначала пожурил Виктора, а после похвалил за летное мастерство и находчивость во время полета на одном моторе в тылу врага.
– Это хорошо, что наши летчики кипят злостью, готовы громить ненавистного врага, - говорил новый комэск. - Но храбрость не всюду нужна. Помню, во время битвы за Москву мы настояли, заставили подвешивать в мотогондолы "пешек" стокилограммовые фугаски. До шести штук брали в полет. Ух и доставалось фрицам! А потом отказались от этой практики. Узнав, что русские разведчики выполняют роль "бомберов", фашисты усилили за нами охоту. Наши потери сильно возросли...
Случай с атакой на бронепоезд всем нам запомнился надолго. Оказалось, что Виктор перестраховался, выключив правый мотор. Когда сняли капот, обнаружили перебитый осколками снаряда маслопровод, ведущий к манометру. Вот почему стрелка прибора не показывала давления масла. А мотор был цел и мог тянуть еще долго, пока из системы не выбило бы все масло. Получалось, Богданов добровольно пролетел двести километров на одном моторе.
Вскоре его экипаж снова попал в опасное положение. Полетели на разведку железнодорожного узла еще не освобожденной Риги. Иван Строев подробно рассказал, какую трепку им устроили зенитчики, оборонявшие подступы к Риге. Но Витюнчик и виду не показал, что экипаж был на волоске от смерти. А случилось вот что.