Воздушный казак Вердена
Шрифт:
В Екатеринбурге, где Славороссов остановился, ночью власть захватили белочехи. Харитон бросился на вокзал. У билетной кассы патруль, проверка документов. Арестованного летчика доставили в комендатуру.
— Комиссар? — допрашивал офицер.
— Нет.
— Врешь, собака!..
Почти три недели его держали в камере, набитой до отказа людьми.
Заключенные ждали самого худшего: на допросах им грозили расстрелом, в каждом подозревали комиссара-большевика. В основном это были местные жители. Приткнувшегося рядом с Харитоном почтового чиновника все же выпустили, появилась надежда, что и ему удастся выйти из тюрьмы.
— Правда, что он летчик?
— Да, господин офицер, его знают в России. Офицер заглянул в протокол прошлых допросов.
— Что это за «дружина», где вы служили? — несколько вежливее обратился он к Славороссову.
— Шереметевская, созданная графом Шереметевым. «Граф» произвел впечатление.
— В Томск едете к семье?
— Жена с ребенком там. За что меня арестовали?
— Разберемся.
Через два дня Славороссова выпустили, разрешив выезд в Томск.
Еще горше было узнать, что и Томск оказался во власти Сибирского временного правительства во главе с Вологодским.
«Нет, им долго не удержаться, — думал Славороссов, — народ не остановить… Но я-то попал… А что они со мной сделают?.. Буду сидеть и учиться».
Обложившись учебниками, Харитон день и ночь «гонит» курс реального. В Томске, где Таня родилась, у нее много знакомых, которые охотно стали репетиторами великовозрастного кандидата в студенты.
Еще одно неожиданное испытание — объявлена мобилизация. Славороссова вызывают повесткой.
— …Воинское звание? — заполняет анкету юный прапорщик.
— Не имею.
В анкету вносится «рядовой».
— На фронте были?
— Был, тяжело ранен.
Славороссов молчит о том, что он летчик, не говорит здесь и о дружине, ждет, чтобы направили на медосмотр.
— К врачу.
С отметкой врача: «Не годен, инвалид» — Славороссов получает освобождение от призыва. Усвоение курса наук далось Харитону ценой огромных усилий, но своего он добился — поступил в Томский политехнический институт. Его соседом по аудитории оказался весьма толковый юноша — Николай Камов, увлекавшийся авиацией. Он с готовностью помогал Харитону, понятно, имевшему много серьезных пробелов в образовании. Славороссов же «платит» ему посвящением в тайны воздушной стихии. Может быть, не без его влияния утвердился Камов на авиационной стезе, став впоследствии известным советским конструктором вертолетов.
Авиакружок, созданный Славороссовым в институте, работа домоуправляющим, которую он взял, и учеба совершенно не оставляли свободного времени.
…Авиационные инженеры Петрограда — а их там не так уж было много — хорошо знали друг друга. Перебирая оставшихся, Акашев вспомнил сотрудника Русско-Балтийского завода — Руссобалта — Николая Николаевича Поликарпова. Он совсем недавно пришел туда по окончании политехнического института. Хотя и работал он рядом с Игорем Ивановичем Сикорским, тяжелыми кораблями не увлекался. Знал Акашев, что Поликарпов задумал новый, свой истребитель.
— Надо Николая Николаевича забрать в Москву, там для него есть хорошее дело, — сказал Акашев помощнику, попросив пригласить Поликарпова для переговоров.
Вместе с Советским правительством Коллегия собиралась переезжать в древнюю столицу. Молодой конструктор внимательно слушал тоже молодого председателя
Поликарпов не заставил себя упрашивать, взяв лист бумаги, быстро набросал контуры изящного моноплана — однокрылого, стремительного самолета.
Акашев был поражен смелостью, необычайностью замысла. Такого истребителя в мире еще не было. Переехав в Москву, Поликарпов с группой конструкторов начал проектировать истребитель И-1 (сначала он назывался И-400). Через несколько лет И-1 поразит самолетостроителей новаторской схемой — первый свободнонесущий моноплан. Эта схема станет господствующей для истребителей во всем мире. Вспомним же, что в начале пути поддержку талантливому конструктору оказал Константин Васильевич Акашев.
Все наше довоенное поколение летчиков обучено на самолете У-2 (По-2) конструкции Поликарпова, самолет этот оказался самым долговечным в мире!
Это на нем в Отечественную войну громили врага ночные бомбардировочные женские полки, на нем вывозили раненых, летали офицеры связи с приказами и донесениями, на нем продолжали готовить летчиков. А до войны все молодые мечтали летать на лучших истребителях Поликарпова — И-16; на удивительно маневренной «Чайке». Эти самолеты достойно показали себя в Испании. А еще в военных частях летали надежные разведчики Р-5, их мирные собратья П-5 возили пассажиров и почту… И я летал на всех этих самолетах, в тридцатых годах имел честь приветствовать в Энгельсе нашего кандидата в Верховный Совет СССР Николая Николаевича Поликарпова… Знать бы тогда, что буду писать об Акашеве, вот кого бы о нем расспросить…
В те далекие дни не только Акашева занимал вопрос, какое место может и должна занимать авиация в жизни Советской республики.
После длительного обсуждения этой проблемы на Коллегии, вспоминает ее председатель, «мы просили секретариат Совнаркома устроить нам личные переговоры с Владимиром Ильичем, и в тот же день мы были приняты.
Изложив вкратце наш взгляд на значение и место Воздушного Флота в культурном строительстве Советской республики, мы просили Владимира Ильича о создании Народного комиссариата Воздушного Флота. Владимир Ильич не возражал против роли Воздушного Флота в мирной жизни страны и признавал его как одно из величайших достижений культуры нашего века.
Это особенно приятно было слышать, так как незадолго до того в президиуме ВСНХ т. Лариным на просьбу оставить авиационные заводы было заявлено, что «Советская республика не должна иметь предприятий, подобных фабрике духов и помады».
По главному же вопросу, наиболее нас интересовавшему — об учреждении Народного комиссариата Воздушного Флота, — Владимир Ильич, не возражая принципиально, разъяснил нам, что в данных условиях перед Советской республикой стоит задача более неотложная, чем коренная реорганизация Воздушного Флота, что Октябрьская революция должна укрепить основу страны — народное хозяйство. «Об учреждении Наркомата Воздушного Флота мы поговорим в другой раз», — были подлинные и заключительные слова Владимира Ильича.