Воздушный штрафбат
Шрифт:
Так что, тщательно подготовленная информация о том, что обиженные советской властью летчики-штрафники вошли в сговор с немцами и готовятся перелететь к противнику, наверняка не вызовет удивления у руководства.
«Если заговора нет, его можно срежиссировать», — таково было кредо делающего ослепительную карьеру талантливого провокатора. Артур даже был готов на свой страх и риск подкинуть немцам кое-какую секретную информацию и выставить себя в качестве одного из организаторов готовящегося перелета штрафной авиагруппы к противнику, чтобы лично форсировать ход операции. Как сын репрессированного эстонца он должен был вызвать доверие у абверовского «ловца душ» Нефедова. Конечно, за Такую игру можно лишиться головы, но зато
Введя себя на роль соучастника летчика-предателя, Тюхис несколько раз наведался в часть к Нефедову. Якобы он узнал, что рядом служит школьный друг, и решил его навестить. Борису эти визиты были неприятны. Он чувствовал фальшь в словах знакомого, продолжающего зачем-то разыгрывать из себя близкого друга. Но, помня о том, что это Тюхис помог ему выйти из застенков НКВД, Нефедов старался быть благодарным и ничем не обидеть одноклассника. Он не догадывался, чем заканчиваются эти визиты Артура. Лакеев тайно, чтобы никто их не видел, приводил к подполковнику для инструктажа Лямина.
В отличие от их первой встречи на этот раз Артур не либеральничал с выбранным на роль живого письма человеком. Маска культурного деликатного следователя теперь ему была не нужна. Тюхис сразу объявил Лямину, что, если он откажется выполнить важное боевое задание, его не только не переведут из штрафбата в «нормальный» полк, но будут судить, как труса:
— Это ваша подпись? — Артур протянул совсем раздавленному свалившимися на него за последние дни бедами летчику какой-то документ.
Андрей узнал свое обязательство сотрудничать с органами военной контрразведки, которое дал при направлении в штрафбат.
— Учтите, Лямин, — строго предупредил Тюхис, — если откажетесь, пострадают ваши родственники. Как штрафник вы еще пока не искупили свою вину перед Родиной.
Смершевец просто не оставил летчику выбора.
Они договорились, что в следующий свой вылет Лямин оторвется от группы товарищей и приземлится на немецком аэродроме, где базируется русская эскадрилья. Там он должен передать нужному человеку послание от своего куратора. С помощью подготовленной информации Тюхис планировал вступить в переговоры с дядей Нефедова. Артуру важно было получить от немцев документальное подтверждение их готовности принять штрафников, чтобы обвинить Нефедова в изменническом сговоре с дядей-предателем. Теперь оставалось ждать ответа дядюшки, чей племянник должен был стать для Тюхиса самой крупной оперативной удачей, венцом карьеры.
Глава 34
23 июня 1944 года началась операция «Багратион» по освобождению Белоруссии. Нефедовцы приняли самое активное участие в наступательных боях. Очень большую угрозу для атакующих советских танков, особенно Т-34-ок, представляла новая модификация немецкого пикирующего бомбардировщика Ю-87 — противотанкового Ю-87 G «Густав». Эта машина была вооружена мощными 37-миллиметровыми скорострельными пушками, установленными в специальных гондолах под крыльями.
Эскадрильи «густавов» атаковали советские механизированные порядки с тыла, стреляя в пикировании по тонкой кормовой броне танков. Во время пикирования летчики «юнкерсов» включали специальную сирену для дополнительного психологического давления на противника.
Пока «густавы» охотились за танками, лучшие советские охотники выслеживали их. В этих боях небольшая штрафная авиачасть добилась своей четырехсотой победы. Обычно такие показатели были характерны для целой воздушной армии. А так как штрафникам слава не полагалась, то часть их побед начислялась тем, кто, по мнению командования, был «более достоин». Так за счет липовых приписок искусственно
Рядом со штрафниками располагался аэродром, на котором «сидел» гвардейский истребительный авиаполк. Его командир майор Степан Сватов вот-вот должен был получить вторую звезду Героя. Соседство с результативной командой «лишенцев» было ему на руку. Сватов и так воевал по принципу Стаханова, то есть садился в самолет только для того, чтобы ставить рекорды — сбивать. Став Героем и командиром полка, решил: «Все. Я свой пуд соли съел. Пусть теперь черной фронтовой работой занимаются другие. Не панское это дело — с немцем врукопашную рубиться».
Когда Сватов изредка вылетал на охоту, весь полк работал на него одного. На своей «аэрокобре» [175] комполка забирался на 6000 метров, хотя бои в основном велись на полутора-трех тысячах. Зато на высоте у майора был хороший обзор. Выбрав цель, он объявлял по радиосвязи двум десяткам телохранителей: «Я атакую, все меня прикрывайте!»
«Аэрокобра» — устойчивая, как утюг, скорость огромная, вооружение мощнейшее, кабина с прекрасным обзором. Сватов несется на цель, а двадцать или даже более истребителей его личного конвоя следят за тем, чтобы никто не мешал «царской охоте».
175
Американский истребитель Р-39 «Эйркобра», поставляемый в СССР по Ленд-лизу.
На огромной скорости гвардии майор подлетал к жертве, с одного залпа сбивал ее и вж-жик! — обратно на высоту. Такое действо за вылет могло повторяться не один раз.
При этом майор ни на кого из подчиненных не смотрел, их судьба его волновала мало. Летчики полка, за исключением нескольких приближенных друзей и собутыльников, должны были его охранять. А то, что кого-то из молодых могли сбить, не велика беда. Война без смертей — не война…
«Стаханову ведь тоже выполнить «в одиночку» за одну смену сразу четырнадцать норм помогала бригада рабочих-крепильщиков. Если судить по-справедливости. то стахановскую норму следовало бы разделить на всех. Но тогда бы не было громкого рекорда!» — примерно так рассуждал Сватов, записывая себе даже групповые победы как личные. Уж больно ему хотелось поскорее получить вторую звезду Героя и стать командиром дивизии.
Борис знал, что, благодаря высоким покровителям в штабе Воздушной армии, Сватов часть одержанных штрафниками побед переписывает на себя лично и свой полк. Командиры многих других истребительных авиаполков фронта с возмущением отказывались набавлять себе «липовые очки», а Сватов из кожи лез вон, лишь бы канцелярские учетчики приписали ему новый десяток сбитых немецких самолетов. Борису этот человек был заочно неприятен.
Лицом к лицу Нефедов столкнулся с соседом на общеармейской конференции летного состава истребительных авиачастей. Когда в боях наступило временное затишье, в Москву были откомандированы лучшие фронтовые летчики — для обмена опытом. Приехали такие прославленные в боях герои воздуха, как Александр Покрышкин, Григорий Речкалов, Иван Кожедуб, Дмитрий Глинка и многие другие. Хотя формально капитан Нефедов не входил в число первых асов Военно-воздушных сил, его все равно пригласили.
Целый день признанные мастера воздушного боя выступали перед коллегами с докладами, а по вечерам летчики продолжали общаться в неформальной обстановке дружеской компании. Обычно собирались в чьем-нибудь гостиничном номере. На столе появлялись спирт, американская тушенка, хлеб. И начинались долгие разговоры по душам. На второй день Борис оказался за столом рядом с миловидной девушкой — тоже капитаном из 586-го женского истребительного авиаполка. Несмотря на свой хрупкий застенчивый вид, она имела на счету несколько сбитых самолетов противника.