Воздушный штрафбат
Шрифт:
Причем с каждой стороны в сражении должно было участвовать строго определенное количество самолетов. «Лишние» фашистские истребители, нарушающие численный паритет, сбивались «нефедовцами» на взлете.
Бой оказался скоротечным и закончился полным уничтожением принявших вызов немцев. Самого Берга Нефедов завалить не успел. До него первым добрался летчик его «охотничьей группы» Константин Рублев по прозвищу Рубль. После посадки Борис шутливо пожурил подчиненного, мол, зачем пошел на «дракона» «вперед батьки».
— Я бы его тебе оставил, Батя, — простодушно объяснял Рублев
Но больше всего Нефедов мечтал о поединке с другим немецким асом. Но после переброски на Кубань Борису пришлось отказаться от намерения найти Хана. Правда, оставалась слабая надежда, что их фронтовые пути еще пересекутся…
В январе 1943 года у Нефедова случилась серьезная стычка с майором Лакеевым. Особист и раньше «сигнализировал» своему руководству, что командир штрафной авиагруппы не расстается с «Маузером», на котором имеется дарственная надпись разоблаченного НКВД «врага народа» Смушкевича. Сообщал особист и о том, что, вместо того чтобы требовать от подчиненных, пусть даже ценою своей жизни спасать подбитые машины, то есть заживо сгорать, но до последнего тянуть на горящем истребителе к аэродрому, Нефедов внушает им, будто жизнь летчика намного ценнее для Родины, чем «железная рама с мотором».
«Это прямое нарушение секретного приказа, с которым под роспись были ознакомлены все осужденные пилоты перед отправкой в штрафную часть, — писал в Управление особого отдела НКВД Лакеев. — Капитан Нефедов косвенно дает понять своим подчиненным, что можно пренебрежительно относиться к социалистической собственности…»
Нефедов действительно не раз говорил своим парням, что каждый из них намного ценнее своего самолета, который является всего лишь расходным средством. Поэтому в безнадежной ситуации лучше спастись и вернуться в строй, нежели с глупым героизмом погибнуть вместе с обреченной машиной.
Рано или поздно такие разговоры ему еще должны были серьезно аукнуться, но пока умеющего хорошо воевать аса не трогали, ибо толковых летчиков на фронте по-прежнему не хватало.
И вот Борис снова дал повод Лакееву напомнить о себе чекистскому начальству. После того как 28 декабря 1943 года была ликвидирована Калмыцкая АССР, представители этого маленького народа подверглись насильственной депортации в Сибирь. Одновременно в армии начались аресты военнослужащих-калмыков.
У Нефедова под началом тоже служил прекрасный летчик Батыр Тюгюмджиев. За ним приехал молоденький лейтенант-контрразведчик с двумя автоматчиками. Лакеев уже знал об их визите и вызвал к себе под каким-то предлогом Тюгюмджиева, не дав ему вылететь со всеми на задание. Борис повел группу к фронту, но успел вернуться еще до того, как арестованного увезли. Едва узнав от дежурного по аэродрому, что энкавэдэшники
— Я его командир, и вы обязаны были вначале известить меня об аресте моего подчиненного! — строго обратился к лейтенанту-контрразведчику Нефедов.
Действительно, существовало правило, по которому вышестоящий командир должен был подписать ордер на арест подначального ему офицера или солдата, и только после этого военнослужащий оказывался во власти сотрудников НКВД. Правда, репрессии и могущество «органов» превращали это требование в пустую формальность. Практически никто не смел открыто продемонстрировать свое несогласие с представителем спецслужбы. Поэтому-то таким обескураженным и даже растерянным выглядел приехавший за летчиком-калмыком лейтенант. Он-то был уверен, что подписи начальника особого отдела штрафной части более чем достаточно для ареста нужного ему человека. Но тут на помощь собрату по ведомству пришел Лакеев.
— Послушайте, капитан, не вмешивайтесь в дело, которое вас абсолютно не касается! Лучше идите к своим самолетам. А мы будем выполнять приказ Верховного Главнокомандующего об отправке всех военнослужащих калмыцкой национальности этапом на сборный пункт в Москву. Надеюсь, это понятно?
— Где у нас случилось? [167] — с видом праздного зеваки спросил ни к кому персонально не обращаясь подошедший Леня Красавчик. Его короткие волосы ежиком топорщились на голове, а на губах Одессы блуждала недобрая улыбка. Хорошо знающий Леню Нефедов чувствовал, что тому страшно хочется дать изжоги [168] заезжему обладателю «фуражки с красным околышем».
167
Что произошло? (одесский жаргон).
168
Испортить настроение.
Всего сорок минут назад над немецкой переправой по самолету Одессы хлестнула очередь разрывных снарядов, и он за полминуты успел проститься с жизнью и родиться заново. Теперь Красавчик чувствовал сильную потребность «выпустить пар». Особистов он не боялся. Все равно дальше фронтового штрафбата его не пошлют. А Батыр был ему как брат: их койки стояли рядом в землянке, в бою они не раз снимали фрицев с «хвоста» друг друга. Так что повод «походить по ушам» особистам был более чем уважительный.
Нефедов, зная характер Одессы, приказал ему отойти на сто шагов в сторону, а сам жестко заявил чекистам:
— Ну вот что: я хорошо знаю своего подчиненного Тюгюмджиева и могу за него поручиться. Поэтому я сам поеду с ним в Москву и, если потребуется, дойду до Верховного, но докажу, что Батыр честно воюет. Он сбил 14 самолетов врага, был ранен…
Лакеев побагровел от ярости и побежал куда-то звонить, а молоденький лейтенант нахмурился и потупил глаза. Потом он отозвал Бориса в сторонку и с чистосердечным видом пояснил: