Воздушный замок (илл. Гозман)

Джонс Диана Уинн

– Это правда, – сказал Хазруэль. – За последние месяцы на мою долю выпало гораздо больше веселья, чем за многие сотни лет до этого. Меня этому научил Дальциэль. Теперь я должен удалиться в изгнание, поскольку страшусь, не начну ли я так же веселиться среди Добрых Ифритов. Только я не знаю, куда мне пойти.

Тут Хоула, по-видимому, осенило. Он кашлянул.

– Почему бы тебе не отправиться в другой мир? – предложил он. – Миров, знаешь ли, сотни и сотни.

Крылья Хазруэля взметнулись и забились от волнения, отчего волосы и платья всех принцесс в зале затрепетали.

– Правда? Где? Покажи мне, как проникнуть в другой мир!

Хоул

переложил Моргана в неловкие объятия Софи и взбежал по ступеням трона. То, что он показал Хазруэлю, на сторонний взгляд казалось лишь чередой странных жестов и двумя-тремя кивками. Судя по всему, Хазруэль прекрасно все понял. Он кивнул в ответ, а затем поднялся с трона и просто пошел, не сказав ни слова, через зал и сквозь стену – словно стена была всего-навсего туманом. Огромный зал внезапно как будто опустел.

– Скатертью дорожка, – сказал Хоул.

– Ты что, отправил его в твой мир?! – ахнула Софи.

– Конечно нет! – возмутился Хоул. – Там и без этого головной боли хватает. Я послал его в противоположном направлении. Поставил на то, что замок не исчезнет. – Он медленно развернулся, оглядывая туманные просторы зала. – Ничего не пропало, – сказал он. – А значит, Кальцифер где-то здесь. Это ведь он движет замок. – И Хоул звонко закричал: – Кальцифер! Ты где?

Кринолин Ее совершенства снова зажил собственной жизнью. На сей раз он откатился в сторону на обручах, и из-под него выплыл ковер-самолет. Ковер встряхнулся – примерно как пес Джамала, который тоже принялся отряхиваться. А потом, ко всеобщему изумлению, он шлепнулся на пол и начал распускаться. Абдулла едва не взвыл от подобной расточительности. Вылезавшая из ковра длинная нить была голубой и невероятно яркой, словно ковер был сделан вовсе не из обычной шерсти. Эта нить металась из конца в конец ковра, становилась все длиннее и взмывала все выше, пока не вытянулась между высоким туманным потолком и почти голым холстом, в который была вплетена.

И вот наконец нить нетерпеливым рывком вытянула из холста второй конец и целиком взлетела под потолок, где принялась свиваться, искрясь, и снова вытянулась, и наконец обрела совершенно новые очертания – наподобие перевернутой слезинки или, может быть, языка пламени. Эта слезинка уверенно и целеустремленно поплыла вниз. Когда она приблизилась, Абдулла различил на ней лицо, состоявшее из лиловых, зеленых и оранжевых огоньков. Абдулла пожал плечами, покоряясь судьбе. Судя по всему, свои кровные золотые он потратил на огненного демона, а вовсе не на ковер-самолет.

Огненный демон заговорил лиловыми искристыми губами.

– Слава небесам! – сказал он. – Почему никто не додумался раньше позвать меня по имени? У меня все болит!

– Бедняжка Кальцифер! – воскликнула Софи. – Но я же не знала!

– А с тобой я вообще не разговариваю, – проворчало невероятное огненное создание. – Ты впивалась в меня когтями. И с тобой тоже, – сообщил демон, проплывая мимо Хоула. – Ты втравил меня в эту авантюру. Лично я вовсе не хотел помогать королевской армии. Говорить я буду только с ним, – заявил он, неожиданно возникнув у Абдуллы за плечом. Абдулла услышал, как у него потрескивают волосы. Пламя было горячее. – Он, и только он на всем белом свете пытался мне польстить!

– И с каких это пор, интересно, тебе нужна лесть? – кисло уточнил Хоул.

– С тех пор как я понял, насколько это приятно, когда о тебе говорят приятное, – ответил Кальцифер.

– Но

я не вижу в тебе ничего приятного, – хмыкнул Хоул. – Ну и пожалуйста! – И он повернулся к Кальциферу спиной, отчего лиловые атласные рукава так и закружились вихрем.

– Что, жабой стать захотелось? – спросил Кальцифер. – Знаешь, не ты один умеешь делать жаб!

Хоул сердито топнул ногой в лиловой туфле.

– Тогда, быть может, твой новый друг попросит тебя вернуть замок на место?.. – прошипел он.

Абдулле стало немного грустно. По всей видимости, Хоул ясно давал понять, что они с Абдуллой незнакомы. Но намек он понял. И поклонился.

– О карбункул среди колдовских существ, о пламя ликования и светоч среди ковров, чье истинное обличье более чем в тысячу раз превосходит то, в котором ты был драгоценной тканью…

– Поскорее, а? – буркнул Хоул.

– …не сделашь ли ты нам великое одолжение и не согласишься ли переместить этот замок на землю? – закончил Абдулла.

– С удовольствием, – сказал Кальцифер.

Все почувствовали, как замок опускается. Поначалу он летел настолько быстро, что Софи вцепилась в руку Хоула, а многие принцессы вскрикнули, ведь желудок, как громко отметила Валерия, норовил остаться в небе. Вероятно, Кальцифер так долго был в чуждом обличье, что несколько разучился управлять замком. Впрочем, через минуту полет несколько замедлился и стал до того плавным, что его почти никто не замечал. Это было очень кстати, поскольку замок на лету приметно уменьшался. Все были вынуждены тесно столпиться и даже толкались, чтобы удержать равновесие. Стены все сдвигались, и облачный порфир превращался в обычную штукатурку. Потолок опускался, своды становились черными балками, а за тем местом, где стоял трон, появилось окно. Сначала за ним было темновато. Абдулла поскорее обернулся к нему, надеясь бросить последний взгляд на прозрачное море с закатными островами, но к тому времени, когда окно окончательно стало просто окном, снаружи было только небо, а небольшую, словно в сельском доме, комнатку заливали желтые лучи ясной зари. Принцессам уже шагу было некуда ступить, Софи вжалась в угол, стиснув одной рукой Моргана, а другой – локоть Хоула, а Абдулла оказался между Цветком-в-Ночи и солдатом.

Абдулла вдруг понял, что солдат уже давно не произносил ни слова. Да и вел он себя определенно странновато. Он натянул на голову позаимствованные у принцесс покрывала и сидел, сгорбившись, на табурете, который возник у очага, когда замок окончательно уменьшился.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Абдулла.

– Превосходно, – ответил солдат. Даже голос у него стал какой-то странный.

К нему протолкалась принцесса Беатрис.

– Ах вот ты где! – воскликнула она. – Что это с тобой? Неужели ты боишься, что теперь, когда все стало как положено, я нарушу слово? Да?

– Нет, – отозвался солдат. – Или скорее да. Это тебя огорчит.

– Ничуть меня это не огорчит! – фыркнула принцесса Беатрис. – Если я дала слово, я его сдержу! А принц Джастин пусть катится ко всем…

– Но я-то и есть принц Джастин, – сказал солдат.

– Что? – спросила принцесса Беатрис.

Солдат очень медленно и несмело стянул с головы покрывала и поднял глаза. Лицо у него осталось прежним, с теми же голубыми глазами, то ли совершенно невинными, то ли прожженно нечестными, то ли и то и другое, но теперь оно стало мягче и носило следы образования. На нем проступила несколько иная солдатскость.