Вожак кочевников. На службе его светлости. Сборник
Шрифт:
Я лежал под кроватью и не дышал. Все не мог понять, чудится мне или нет. Ведь обладателем второй пары сапог был Нортон! Советник Нортон, живой. Похоже, раненый, но живой.
– С предателями мы разобрались, слава богам, – сказал офицер. – Барон приказал запереть этого варварского посланника с его дружком. Да еще с группой орков в придачу.
– Неплохо, десятник. Стерегите их как следует. Позже я, возможно, проведу предварительный допрос. А теперь можете возвращаться к своим обязанностям. Я бы хотел отдохнуть.
– Да-да, конечно. Сейчас придет лекарь, осмотрит вас.
– Спасибо, лекарь мне не
Я увидел, как сапоги десятника проследовали к выходу. Все, что я услышал, было дико, странно, но, с другой стороны, почему-то естественно. Я почему-то даже не удивился откровенному вранью Нортона. Может быть, я уже привык к тому, что все вокруг меня идет наперекосяк?
Нортон, оставшись один, прошелся по комнате, подошел к кровати, под которой я прятался. Затем еще походил и снова опустился на стул. Через пару минут я услышал легкое похрапывание. Стараясь не шуметь, я выполз из своего укрытия. Советник спал. Не знаю, что меня толкнуло на следующий шаг. Я мог попробовать просто уйти. Но решил сделать по-другому, хотя догадывался, что хорошего от этого будет мало. На цыпочках я подошел к Нортону. Он, войдя в комнату, отстегнул свой меч от пояса и положил на стул, стоявший с другой стороны стола. Из всего видимого оружия у него был только нож за голенищем сапога.
Я медленно протянул к нему правую руку. Затем резко выдернул нож, сбросил меч со стула и обхватил Нортона за горло. Советник – он же чиновник тайной канцелярии – встрепенулся, но увидел у своего лица нож и сразу затих.
– Ни звука, Нортон, – шепнул я. – Тихо.
Я посмотрел на дверь, на окно. Вроде бы поблизости никого.
– Ловко, – совершенно спокойно похвалил меня Нортон. – Ты неплохо меня подловил, я не ждал.
– Хорошо, что вы это признали. А теперь скажите, каких это вы там предателей вспоминали?
– Какая разница. Подумай, зачем усугублять свое положение, Иоганн. Лучше бы тебе оставаться под замком.
– Мы сейчас говорим не обо мне, а о вас, – я приставил нож к горлу советника. Думал, это напугает его, но он был по-прежнему спокоен. – Объясните, почему вы соврали офицеру только что? И где вы были все это время?
– Ты всерьез думаешь, что я стану тебе отвечать?
– У вас какой-то план?
Нортон молчал.
– Что вы затеваете?
Ни звука. Нортон только дышал, ровно и тихо. Я не знал, что мне делать. Я не мог так просто зарезать его. Пока я думал над новым вопросом, советник вдруг подтянул ноги к животу и упер их в стол. «Он же «череп», как я мог забыть!» – мелькнуло у меня за мгновение до того, как ноги советника распрямились. Мы оба упали на пол. Не успел я опомниться, как Нортон уже перекатился через меня, вырвал из моей руки нож и встал на ноги. С необыкновенно скоростью он бросился к двери и распахнул ее.
– Пленник сбежал! – крикнул он.
Повинуясь инстинкту, я подпрыгнул и выскочил в окно. Дальше в моем теле работали только ноги. Голова не соображала, куда они меня несут, инстинкты тоже перестали давать о себе знать. Я просто бежал. Бежал, ломая ветки, снося по пути кусты. Бежал очень быстро. В какой-то момент в моей голове мелькнула мысль, что бегство еще глупее, чем попытка допросить Нортона. Куда я мог убежать? «Меня догонят солдаты. Меня догонят «черепа», –
Сколько прошло времени, прежде чем я остановился, сказать трудно. Я споткнулся о камень, едва успел подставить руки и растянулся посреди леса. Вокруг было тихо, звуков погони я не слышал. Я лежал лицом вниз, не зная, вставать ли мне, ползти или просто валяться под деревьями. Я даже не стал, как обычно, засыпать себя вопросами. Не то чтобы мне было совсем не интересно узнать, что там придумал Нортон, найдут ли меня кочевники или солдаты. Но я устал бесконечно искать ответы.
Мне стоило неимоверных усилий даже заставить себя подняться. Какая-то часть моего мозга понимала, что это нужно сделать, но другая считала, что и в этом не будет смысла.
Вдали послышался топот копыт. Я сел под деревом и стал ждать, вяло гадая, кто это ко мне приближается. Я знал, что мне страшно, но от всего пережитого это чувство, видимо, порядком притупилось. Последние дни я все время боялся.
Я услышал, как по тропинке в стороне от меня идет лошадь. Я повернул к ней голову. На ней восседал не кто иной, как Тамур. Великий воин, вожак кочевников. Он посмотрел на меня. Сначала изумленно, а потом с насмешкой и ненавистью одновременно.
– Ты! – сказал он, указав на меня своей секирой. – Не думал, что мне удастся увидеть тебя.
– Я тоже.
– Когда Тарик доложил мне, что ты сбежал, я чуть не разрубил его на куски. У всех своих бойцов, которых я встречал за эти дни, я спрашивал, не видели ли они тебя…
– Да-да, я уже понял.
Тамур не любил, когда его перебивают, и хотел уже разразиться громкой тирадой. Но тут опять послышались звуки приближающейся лошади. Трех лошадей.
– Посмотрим, как позабавится этот чужак, когда увидит тебя, – сказал Тамур, вглядываясь в лес. Я посмотрел туда же, не понимая, о каком чужаке речь. Сначала из леса показался Тарик, что было еще нормально. А потом из зарослей на тропинку выехало еще двое. Первым оказался боец из «черепов». А за ним передо мной медленно, как в кошмаре, появился брат барона Вульфгарда, Ульрих Кастлгейт.
Глава 14
Я протер глаза. Может, это действительно кошмарный сон? Мое временное помутнение и пассивная вялость пропали. Я был готов составлять новые ряды вопросов. На первый я ответил отрицательно: нет, это не сон. Но что тогда? Помешательство? Чье? Мое или тех, кто меня окружал? Ульрих Кастлгейт обратился к Тамуру:
– Мы договорились встретиться на развилке. Я не мог долго тебя ждать, почему задержка?
Пока Тарик переводил сказанные слова, отец Роберта увидел меня.
– Откуда здесь он?
Этим вопросом задались и Тарик с «черепом». Они поглядели на меня, как на большую морскую рыбину, которую выловили в придорожной канаве.
– Лучше не спрашивайте, – сказал я. До меня начало доходить, что все происходящее не помешательство, что во всем этом, наверное, есть последовательность. Может, даже объяснение.
– Что ж, это не имеет большого значения, – изрек Кастлгейт-старший. Вдруг я отчетливо понял, что, глядя на меня, он едва сдерживается. В его глазах был такой гнев, что я невольно прижался спиной к дереву.