Вожак кочевников. На службе его светлости. Сборник
Шрифт:
Не могу сказать точно, как долго я пребывал в той обморочной темноте. Когда меня окатили ледяной водой, небо уже серело. Начиналось холодное осеннее утро. Я закашлялся, попытался встать. Все тело задеревенело, кости ныли. Я понял, что лежу на спине в небольшом дворе дома Роберта Кастлгейта. Как только я приподнялся на локтях, на мою грудь опустился тяжелый башмак. Стоявший надо мной мужик с ведром в руке грозно посмотрел на меня сверху вниз.
– Не шевелись, мерзавец, – мужик угрожающе замахнулся ведром. Голос его был полон ненависти, но глаза под сердито сдвинутыми бровями были пусты. Потом мужик развернулся и гаркнул куда-то в сторону. –
– С этим разговор особый, – ответил ему кто-то. – Его велено вести к собратьям.
– А ну, – мужик схватил меня за куртку и рывком поднял, – за мной иди.
Он отпустил меня, отдернув руку, словно притронулся к горячей сковороде. Я еле устоял на ногах (так они затекли) и поплелся за мужиком. Посмотрев по сторонам, я понял, что Кастлгейт проиграл. Кругом валялись тела его солдат и офицеров. Некоторые еще стонали и подавали признаки жизни, но большинство мешками валялись на земле. Между трупами и ранеными ходили крестьяне и горстка вояк из Западного Склона. «Собратьев» в мантиях видно не было. Очевидно, они заняли покои внутри дома. Меня провожали откровенно враждебными взглядами, словно я был мерзким убийцей и насильником, которого, наконец, поймали и собирались прилюдно казнить.
Оказавшись внутри дома, я попал под опеку того самого «собрата», в лапы к которому недавно попал имперский проверяющий. Он как раз спускался по лестнице и, завидев меня, ехидно ухмыльнулся.
– Вот и ты, – сказал он, как будто хорошо меня знал. – Отлично. Сегодня поистине удачный день. Ты свободен, – последние слова он обратил к ведущему меня мужику. Тот восхищенно посмотрел на человека в мантии, и когда тот протянул ему руку, всхлипнул и покорно поцеловал ее. «Собрат» толкнул меня, осторожно пригладив зачесанные назад волосы. Я пошел дальше. Сделав несколько шагов, я процедил сквозь зубы:
– Никогда не слышал, чтобы равным себе, тем более собратьям, руки лобзали, как девушке.
Маг (или наемник) не обиделся. За спиной я услышал веселый хохот:
– Это лишь дань уважения. Благодарность за истину.
– Хороша истина, – иронично заметил я. – Наверно, вы все очень собой довольны?
– Еще бы! Такой триумф.
– Посмотрим, как вы все про триумф в тайной канцелярии запоете.
Тут я понял, что за моей спиной все-таки маг. Мою спину неожиданно обожгло, и я упал на холодный каменный пол.
Оглянувшись, я увидел, что человек в мантии ухмыляется, а его правая рука искрится и потрескивает, как дрова в печи.
– Надеешься на своего барона? – спросил он почти с жалостью. – Недолог тот час, когда ты вместе с ним падешь на колени и будешь молить о снисхождении. Встань. Сейчас с тобой будут говорить.
Маг провел меня прямо к кабинету Кастлгейта. В приемной я вспомнил, что совсем недавно видел там убитую горем женщину, которая всего несколько дней назад поведала мне о своем изменившемся муже. Дверь отворилась, и меня втолкнули в кабинет.
Глава 8
За столом Роберта Кастлгейта сидел старик, который говорил со мной в лесу, а потом натравил на меня эльфа-убийцу. Теперь я мог внимательнее рассмотреть его лицо. Не такой уж и пожилой человек, но при взгляде на него, слово «старик» возникало в голове сразу же. Волосы его были седыми, бритое лицо – морщинистым и, как могло показаться, добродушным. Вообще, этот человек вполне мог производить приятное впечатление. Но в его глазах за показной и слащавой добротой виднелось явное упоение своим собственным величием. Человек на кровати четко ощущал свое превосходство. И вот это чувство напрочь лишало лицо старика всякой привлекательности. Рядом с
Еще в комнате был явный наемник. Хоть и в мантии, он производил впечатление не просто разбойника, а настоящего душегуба, способного убить любого, кто ненароком попросит у него спичку.
– Вот и он, – сказал старик. – Иоганн. Чиновник местного барона. А так же боец и ищейка, идущая по нашему следу.
– Действительно? – женщина посмотрела на меня. – Я ждала чего-нибудь более рыцарского и доблестного. Он похож на…
– На наемника или разбойника, – перебил я ее. – Мне уже говорили. Вы уж извините, что рожей не вышел.
– Однако наглец, каких мало, – проговорил старик. – Или, скорее, глупец?
– Если вы хотите обсудить мой характер, я могу подождать снаружи, – меня просто трясло, когда я слышал менторский тон этого старика. Так и хотелось пройтись его лицом по каменной стене кабинета. Но за моей спиной лязгнула сталь, наемник был наготове. – Вы собирались со мной поговорить. Давайте, говорите, я слушаю.
– Моей сестре, – ласково сказал старик, – хотелось посмотреть на человека, который так усердно, хотя и тщетно, пытался нам помешать. Ты дважды атаковал наших собратьев и смог устоять перед Лаксом, нашим тайным союзником. Это впечатляет. Увы, нам не удалось настигнуть двух твоих друзей. Но улов за ночь и так неплох. В наших руках дом рыцаря Роберта. А также чиновник из самой столицы империи, приближенный к императору, – старик говорил об этом, как о своих личных достижениях, словно он в одиночку захватил дом Кастлгейта и пленил меня и имперского проверяющего.
– Ты, – заговорила женщина, – любопытен мне. Ни поведением, ни внешним видом ты не похож на чиновника. И твое оружие… – она подняла со стола один из моих топориков. – Все это необычно для здешних мест. Кто ты?
С этими словами она в упор уставилась на меня. И тут же кабинет поплыл перед моими глазами. В голове появилась пустота. Все начало меркнуть, стало как-то все равно. Ну, напали на дом Кастлгейта, ну, взяли меня в плен. Все стало несущественно. Я стоял (или плыл) посреди кабинета, ощущая легкость от того, что все проблемы улетучивались. Разлетались в стороны, как пух одуванчика. Что спросила эта женщина? Кто я? Скажу, отчего ж не сказать. Ведь все равно ничего не будет. Могу и имя назвать, и жизнь свою рассказать. Если она спрашивает, значит, ей нужно. А мне-то что?
А если она еще что-нибудь спросит, могу еще рассказать. Ведь мне стало легко, потому что она на меня смотрит. Она избавила меня от проблем, от тревог. Она смотрит, и все стало неважно. И старик за столом показался не жутким или противным, а хорошим. И вообще, что в этих «собратьях» такого плохого? Им можно и душу открыть… Они же сделали все таким легким. Они хорошие, они…
Я открыл рот, чтобы ответить на вопрос и мой взгляд упал на стол. На нем лежали мои топорики. Топорики? Тут же в голове всплыл лязг стали, крики, топот копыт. Вспомнился лес и особенно та темнота, которую наслал старик. Да, этот самый старик, который сидит за столом Роберта Кастлгейта. Стоп! А где же сам Кастлгейт? Тут всплыли в памяти события прошлой ночи, а за ними и все остальное. Я помотал головой и тяжело глотнул воздуха. Кабинет встал на место. Я схватился за голову. Что же это? А как раз то самое. То, что превратило добрых подданных барона в послушный скот. Голова зазвенела, как будто на нее свалился камнепад. Это еще из-за удара, вырубившего меня на всю ночь.