Вожак
Шрифт:
Хотя какой он старый? Белка сказала, что ему под пятьдесят, а с виду больше тридцати и не дашь. Впрочем, кто их, перевертышей, разберет? Если и в самом деле живут до двухсот лет, как святой Урантар, то, может, для него это — самый расцвет сил? Лакр задумчиво поскреб подбородок. Интересно, а как проходит инициация? Что такого делают владыки эльфов, после чего из простого человека вдруг получается волчара? Магия крови замешана? От прежних оборотней что-то еще осталось? Неужели капелька такой крови — и все, за какие-то считаные дни охотники обретают совершенно новый облик, силу, скорость? Забавно было бы посмотреть, как
Поймав себя на этой неожиданной мысли, ланниец осекся и поначалу поспешил выкинуть ее из головы как неправильную. Но потом все-таки осторожно все взвесил, оценил и решил, что мысль не так уж плоха. Братство, конечно, он не бросит и мастера не предаст. Но идея, что ни говори, выглядела заманчивой.
Стрегон, подметив мечтательное выражение на лице побратима, напротив, нахмурился: зря Шир завел этот разговор. Хотя если вспомнить, что ему он уже предлагал… наемник с нескрываемым подозрением уставился на охотника, но тот улегся на землю и, заложив руки за голову, задремал или же сделал вид, что задремал, а сам в это время внимательно слушал, нюхал по-звериному воздух и незаметно присматривался: хороший вожак должен заранее подбирать себе сильных волчат. Правда, Белка сказала, что они не подходят, да и гном на заставе указал лишь на Стрегона, но чем Торк не шутит? Вдруг все еще изменится?
Шир, словно почувствовав взгляд полуэльфа, громко и протяжно зевнул и демонстративно отвернулся.
Утро наступило для Стрегона немного раньше, чем для остальных. Однако случилось это не по его воле, а оттого, что обострившееся в последние дни чутье услужливо подсказало: что-то изменилось вокруг. Обеспокоившись, он открыл глаза и тут же понял: интуиция не подвела. Белка вернулась в лагерь раньше, чем он предполагал, и теперь, надежно скрытая от любопытных взглядов толстым ясеневым стволом, сидела между корней старого дерева, негромко беседуя с Тирриниэлем.
Стрегон скорее почуял, чем увидел ее. Но при этом точно знал, что не ошибся: в присутствии Белки у него неизменно начинало екать сердце и появлялся необъяснимый трепет, от которого он уже который день не мог избавиться.
Однако, как выяснилось, не только Стрегон заметил ее возвращение: упрямый, как молодой бычок, Лакр, намеренно вызвавшийся караулить в последнюю стражу, тоже дождался своего часа и теперь проворно полз удовлетворять безразмерное любопытство. Причем пробирался он через переполненную поляну в буквальном смысле по телам товарищей и побратимов!
Заслышав шум, Стрегон, счастливо избежавший попадания чужого колена в живот, приподнялся на локте и в изумлении уставился на громадного черного волка, чья массивная туша ненавязчиво перегородила дорогу неутомимому Лакру. Вроде бы случайно — просто вышел из темноты и улегся на свободное местечко. Но сделал это так, что обойти его не представлялось никакой возможности.
Полуэльф настороженно пошарил глазами вокруг и правильно приметил рядом с ручьем стопку аккуратно сложенных вещей, в которых легко угадывалась знакомая радужная броня, куртка и тщательно вымытые сапоги Шира. Там же приютились его парные клинки, так что, судя по всему, охотник просто дождался ночи
Впрочем, Лакр не собирался сдаваться. Обладая немалой смекалкой, он попытался обогнуть неожиданное препятствие, пользуясь телами друзей как опорой. Однако наглый зверь в последний момент еще немного подвинулся и с ехидной усмешкой снова загородил Белку собой.
Лакра сей факт, разумеется, совершенно не обрадовал, о чем он и прошипел вполголоса, потребовав у наглого перевертыша убраться с дороги. Шир, естественно, сделал вид, что не услышал и не понял, отчего воин так свирепо сопит. Белка, судя по всему, не увидела: в этот момент она как раз что-то говорила Тилю, наклонившись к самому его уху. А эльф если и подметил, то не подал виду, что понял затруднения многострадального ланнийца, которые вскоре стали еще более серьезными, потому что перевертыш ловко придавил ему громадной лапой левую ногу.
К чести Лакра надо сказать, что даже в такой пикантной ситуации он поостерегся протестовать в голос, опасаясь разбудить побратимов. Нашел в себе силы выдернуть несчастную конечность, а потом с достоинством поднялся, всем видом выражая пренебрежение попытками перевертыша его остановить. После чего наконец был замечен Белкой, причем удивление в ее взгляде было настолько демонстративным, что Стрегон заподозрил неладное, подметил хитрые смешинки в глазах Гончей и окончательно убедился: Белка знала обо всем, что творилось вокруг нее. Даже посреди ночи и даже если объект был надежно закрыт могучей спиной перевертыша.
Под ее пристальным взглядом Лакр порозовел.
— Извини, я не собирался подслушивать.
— Что-то хочешь спросить? — милосердно спасла его от заикания Белка.
Перевертыш приподнялся, оскалившись и встопорщив шерсть на загривке, но почти сразу на его холку легла маленькая рука, и волк послушно спрятал зубы. Причем Стрегон, как ни всматривался, так и не смог углядеть в жесте Гончей ни толики извечного женского кокетства. Просто команда. Молчаливый приказ, который взъерошенный и недовольный зверь немедленно исполнил.
— Садись, — приветливо кивнула Гончая, сделав вид, что не заметила секундного колебания Лакра. — Сторожить все равно не надо: Шир отлично чует все, что происходит снаружи.
Волк согласно рыкнул.
— Садись, садись, не бойся — он хорошо помнит, кто ты и что тут делаешь, а ворчит скорее по привычке: не любит, когда рядом со мной находятся посторонние, и беспокоится больше за тебя, чем за мое благополучие.
Кивнув, Лакр осторожно присел на краешек торчащего из-под земли корня.
— Так о чем ты хотел спросить?
— Ну… вообще-то о многом.
— Надеюсь, до утра уложишься? — подозрительно серьезно уточнила Белка, и ланниец снова неловко заерзал. — А то не хотелось бы заставлять эльфов ждать. Да и Курш наверняка уже соскучился.
— Я постараюсь покороче, — хрипло прокашлялся Лакр.
— Только, чур, про возраст не уточнять, вы и так его знаете, подробности личной жизни не выпытывать, рассказать обо всех тайнах золотых не требовать и не выяснять насчет моего аппетита, — потребовала она. — А про все остальное можно. Только не буду обещать, что отвечу.