Вожди и оборотни
Шрифт:
Законодатель не случайно установил такую жесткую ответственность, ибо с помощью неправовых методов допроса можно невиновное лицо заставить признаться в совершении самых тяжких преступлений, за которые предусмотрена исключительная мера наказания — смертная казнь. Практика, к сожалению, знает немало примеров подобных судебных ошибок, когда суд, слепо идя за следствием, глубоко не перепроверяя представленные ему доказательства и методы их получения, приговаривал людей к расстрелу.
Но домогаться нельзя не только ложных, но и правдивых показаний, ибо нет абсолютно никаких гарантий, что в определенный момент правдивые показания под принуждением не перейдут в свою противоположность.
Защитники Гдляна и Иванова из демократической среды, пытаясь как-то избежать скандала, пустились в весьма
Ибрагимов: «Задержание или заключение под стражу проводилось только с согласия Гдляна и Иванова».
Абдурахимов: «Да, действительно, мы получали прямую установку руководителя группы Прокуратуры СССР Гдляна и Иванова на то, чтобы задерживать лиц, которые сами добровольно не выдавали ценности. Также нам было указание, чтобы этих лиц и арестовывать».
Мамедов А.: «Решение о привлечении к ответственности взяткодателей, лиц, совершивших обсчет, хищение, принимали только два человека — Гдлян и Иванов. Они также решали вопросы арестов, задержаний. Мы, следователи, не могли самостоятельно решать какие-либо вопросы, мы только могли прийти и доложить свое мнение Гдляну и Иванову».
Кравченко В.: «Гдлян и Иванов принимали единственное решение — задержание и арест. К этому хочу добавить, что обыски, выемки и другие предусмотренные законом следственные действия по изобличению виновных в хранении ценностей предпочиталось не проводить, а использовать легкий путь, незаконный, но, на взгляд Гдляна и Иванова, самый эффективный — задержание и аресты… Бывали случаи, когда имел место оговор обвиняемыми своих родственников, так как они вынуждены были это делать, поскольку были поставлены в такие условия, ибо не могли выдать большие ценности, которыми они фактически не располагали».
Можно привести высказывания и других следователей, они дополняют приведенные, но, думаю, хватит. В показаниях Кравченко говорится, что люди вынуждены были идти на оговор, на дачу заведомо ложных показаний. Вот вам и объективность гдляновского следствия, она никак не вяжется с демагогией Гдляна и его покровителей. Между гдляновщиной и бериевщиной есть много схожего. К этим параллелям мы еще не раз будем возвращаться.
Видимо, многие помнят теорию доказательств Вышинского, согласно которой признание вины обвиняемым объявлялось «царицей доказательств». Гдлян и Иванов не только не забыли, но постоянно прибегали к ней. И у них основным доказательством были показания арестованных. На этом строилась вся система обвинения.
Но Гдлян и Иванов пошли дальше. Не у кого-нибудь, а у них родились и получили широкое воплощение теории «плавающих ножей» и «обязанности обвиняемых доказывать свою виновность». Именно обязанность обвиняемого, а не обязанность суда, прокурора, следователя, как это было установлено союзным и республиканским законодательством.
В гдляновской группе исходили из того, что в Узбекистане «все берут взятки и все их дают». А коли так, то человека рассматривали лишь как источник информации, и ее надо выколачивать любыми путями. Эта теория и явилась той базой, на которой строились массовые задержания и аресты невиновных граждан. Действовали по принципу: «Бей следственным ножом направо и налево, в кого-нибудь все равно попадешь, здесь все преступники и твои поступки будут оправданы». Вот ведь до чего дошли. Целый народ объявили преступным.
Доказательством реализации этой теории является все гдляновское следствие, которое складывалось из конкретных действий, поведения следователей. Вот как ощутил ее на себе Хикматов,
Получив отрицательный ответ, Иванов вновь заявил: «Мы принудим суд. Суды сделают то, что мы скажем. Мы посадили в тюрьму Усманходжаева И. Б. и Салимова О. У. Все они получат высшую меру наказания. Если мы им скажем, чтобы они дали показания против кого угодно, то они дадут такие показания. Суд приговорил Каримова, Кудратова, Музафарова к расстрелу, но они нужны были нам, поэтому мы их от расстрела спасли. Что ты для нас, подумаешь — первый секретарь райкома. Завтра мы посадим даже тех, которые сейчас сидят в Кремле. Если сейчас нам не скажешь, то мы тебя разденем догола и будем возить напоказ всему Советскому Союзу. Вместе с детьми сгноим тебя в тюрьме или же обеспечим высшую меру наказания. Ты еще наших методов не видел, а когда увидишь, то станешь нашим человеком».
Не менее изуверской, не менее садистской оказалась и другая теория. Ее смысл заключался в том, чтобы заставить должностное лицо оговорить себя в передаче денег «наверх». Будучи измотанным, он соглашался дать любые показания, ему их диктовал, называли фамилии тех, кого необходимо оговорить и на какую сумму взяток. Суммы, конечно, были большими. Тогда у оговорившего себя, возникал вопрос по поводу того, что суд может спросить, откуда деньги, может не поверить. Здесь наступал заключительный этап теории. К примеру, у секретаря обкома спрашивали, а сколько у него было в подчинении секретарей райкомов. Тот называл количество. Ему тут же предлагали дать показания уже о получении от них взяток и на ту сумму, которая по его ранним показаниям была передана «наверх». При этом тому же секретарю обкома растолковывали, что сам он себе нисколько не положил в карман. Тебе дали, ты их передал дальше. Ты чист, негодяи сидят «наверху», вот и списывай все на них. Круг после этого замыкался. Оговаривая сначала одних, а потом других, секретарь «доказывал» свою виновность.
Что касается низшей ступени, кого оговорил секретарь обкома, то с ними проделывали ту же процедуру. Таким образом Гдлян пытался выстроить одну большую пирамиду, одну большую цепочку: от колхоза, совхоза, от участка, фермы до «Кремля», и повязать по ней всех. Сначала появилась теория, схема, а затем под нее стали подгонять «доказательства», строить людей по ранжиру, не брезгуя никакими гнусными средствами, в том числе фальсификацией материалов следствия, арестами невинных людей.
Эту теорию доказывания наряду с другими подробно охарактеризовал Нурумбетов Касым. Он рассказывал: «Под диктовку Гдляна я стал писать заявление о том, кому и от кого получал взятки. Это происходило примерно так. Гдлян спрашивал меня, кто из вышестоящих руководителей приезжал в наш район. А когда я их называл, он заставлял писать, что я им давал взятки. Затем он приказал мне перечислить всех председателей колхозов, директоров совхозов, руководителей торговли и назвать их всех в числе взяткодателей. Все это я писал. После того, как я писал список, опять же под диктовку Гдляна я писал сумму денег, которую я получал от каждого названного мною человека, и суммы денег, которые я передавал вышестоящим руководителям. Только после этого мне приходилось придумывать по каждому взяткодателю и взяткополучателю когда и за что передавались суммы денег. То есть я придавал моим заявлениям правдоподобность».
А вот что сообщил нам С. Каньязов.: «В кабинет вошел Иванов и строгим тоном сказал: «Пиши заявление на имя Генерального прокурора СССР, где укажешь, что брал взятки снизу от 45–47 человек не менее чем на 500 тысяч рублей, а также не менее 12–15 эпизодов покажешь «наверх», чтобы там были Осетров, Орлов, Абдуллаева, Ишков и другие».
Незаконное лишение человека свободы с целью получения показаний мы расценивали как насилие, издевательство над ним. Это действительно так. Что может быть большим издевательством, чем запирание человека на месяцы, годы в тюремную камеру. К тому же запирание, связаное с большой неизвестностью, неопределенностью будущего, постоянными нудными допросами, шантажем, переживанием за судьбу своих близких и родных.