Возлюби врага своего

Шляпин Александр

Пленный взял банку тушенки, и с жадностью набросился на неё, ковыряя вилкой.

Разведчики, впервые встретив врага в столь непривычном месте, изо всех сил стали показывать наше немецкое гостеприимство, предлагая бывшему грозному врагу всякие продукты питания. Мы знали, чем скорее этот «Иван» приобретет форму, тем быстрее мы уничтожим русского снайпера, который уже достал наших офицеров.

Уже через несколько минут, расслабившись от шнапса, он расстегнул свою гимнастерку. Его глаза слегка преобразились, и он уже смотрел на нас совсем не как враг, а как давний знакомый. Всем в те минуты хотелось поговорить с русским, чтобы хоть как-то понять загадочную русскую

душу.

— Давай, рус Иван! Надо купаться, — сказал я, как меня учил Крамер, — надо быть очень чистым, как немецкий официр. Туй будет немецкий полкофник. Туй будет надевать мундир великий Германия, — сказал я, и мои разведчики заржали в ожидании спектакля.

В ту минуту «Иван» понимал, что его собираются переодеть в полковника, но слегка в подвыпившем состоянии он считал, что это такая игра. Он тогда не знал, что переодетый в форму немецкого офицера он станет «подсадной уткой», на которую русские снайперы будут охотиться уже в ближайшие дни. Ганс Йорган подвинув к нему поближе стул, стал расспрашивать его, как говорилось в памятке солдату Вермахта.

— Wie dich rufen? — спросил он, и посмотрел на меня, чтобы я перевел его вопрос на русский язык.

— Как тьебя звать? — спросил я, вспоминая уроки в школе Абвера в Цоссене.

Сержант взглянул на нас глазами полными какого-то отчуждения, и хриплым простуженным голосом сказал:

— Я Василий Царев. Командир орудийного расчета.

После того как он сказал я перевел это своим бойцам. Альфред Винер достал сигарету, подал её русскому сержанту. Тот с жадностью схватил её, и после того, как Ганс подал ему керосиновую лампу «Иван» прикурил.

— Wiefel dir der jare? — спросил Ганс, продолжая допрос.

— Сколько тьебе лет, Василий Царев? — перевел я.

— Двадцать пять.

Я взглянул в лица своих подчиненных и перевел возраст солдата на немецкий язык. Глаза наших бойцов в те минуты округлились, а лица заметно вытянулись из-за открытых ртов. Перед нами сидел молодой мужчина, который, вероятно, давно не видел себя в зеркало. Его седые волосы, его обмороженное лицо и глубокие морщины говорили о том, что ему около пятидесяти. Только тогда я понял, что довелось пережить этому русскому на этой проклятой войне.

Бойцы удивленно загомонили, словно дикие гуси на балтийском взморье под Килем и, не веря в сказанное этим «Иваном», дали ему зеркало. Сержант взглянул на себя в этот кусок, и долго смотрел на себя, стараясь узнать. После чего он обхватил свое лицо руками и зарыдал словно ребенок. Винер похлопал парня по плечу и сказал:

— Не плачь солдат, лучше умереть сейчас, чем сто раз умирать в лагере для пленных. Я попробовал перевести это на русский в надежде, что «Иван» меня поймет. Жаль, что рядом с нами тогда не было капитана Крамера. Он бы поговорил с этим сержантом и объяснил ему правила нашей игры.

В те минуты, мне стало жалко своего врага. Его убогий и несчастный вид вызывал чувство сострадания. Но нам необходимо сначала было выполнять приказ командира, а потом уже думать о судьбе этого пленного. Мы знали, что возможно ему не придется погибнуть в лагере смерти, так как сами русские уже заготовили своему соотечественнику быструю смерть от пули.

— Дафай, дафай, «Иван», надо мыть свой тело, — сказал я, и Фритц Ланге достал из русской печи железное ведро с горячей водой.

Солдат разделся и перед нами предстал живой скелет. Его кости были обтянуты желтой кожей. По всему телу расплодились вши, и от этой жуткой картины страх пробежал по моей спине сковывающим холодом. Винер открыл банку противовшиного порошка и

стал обильно посыпать тело «Ивана». Мы поливали сержанта водой, чтобы отмыть его от фронтовой грязи, а он, словно статуя сидел в корыте и не понимал, за что к нему такое внимание со стороны немецких солдат. Нужно было придать этому большевику настоящий бравый вид, чтобы русский снайпер не опознал в нем своего. Через десять минут сержант был отмыт начисто. Половина кружки шнапса да кусок колбасы подняли нашей живой «мишени» его боевой дух. Он уже ничего не боялся, иногда даже улыбаясь на нашу к нему заботу. В те минуты он абсолютно не понимал, что ему придется сыграть в нашем спектакле главную, а возможно даже и смертельную роль.

Нередко СС и Абвер использовали русских пленных для достижения учебных целей. В специальных диверсионных школах на них отрабатывались всевозможные навыки физической подготовки. Постоянно на пленных русских устраивалась охота с применением боевого оружия, как это особенно практиковали в своем осином гнезде замка Валенштайн истинные «патриоты» Германии, которые после такого обучения направлялись на восточный фронт. Их злоба и ненависть к врагам Рейха была настолько сильной, что ужас охватывал наших солдат в моменты плановых экзекуций со стороны «Айнзатц групп СС».

Утром следующего дня на лице нашей «мишени» даже появился легкий румянец. Мои товарищи по оружию крутились вокруг «Ивана», словно заботливые няни и уже к середине дня, надев на него униформу оберстштурмфюрера СС Шпульке, погибшего накануне, он предстал перед нами, словно доблестный офицер великой Германии. В те минуты он был еще слаб, но уже вполне подходил для выполнения задачи, которая должна была поставить точку в жизни русского аса снайпера.

День выдался на славу, солнце светило необычайно ярко, а голубое небо уходило ввысь и поражало своей необычайной глубиной. Искрящийся снег хрустел под сапогами, создавая завораживающий звуковой фон русского зимнего пейзажа. В отличие от сорок первого в этом году было значительно теплее, да и, учитывая промахи начала войны, в войска на восточный фронт стали поступать более теплые вещи. Поэтому зима эта была не столь роковой для наших солдат, окопавшихся на заснеженных просторах России.

В ту минуту еще никто из нас не знал, что все наши приготовления к акции будут сведены на нет донесением передовых дозоров. Сидя в своих лисьих норах, они в свете луны обнаружили, что с правого берега Двины в нашу сторону передвигаются пятеро переодетых в белые маскхалаты большевиков. Возможно, это была разведка, а возможно и группа прикрытия пресловутого снайпера. В одно мгновение вся большевистская банда была взята под контроль дозорных, которые не сводили с неё своих глаз. Все передвижение группы тут же координировалось по полевым телефонам и уже через час мы знали, где они скрываются.

Наша разведгруппа уже через пятнадцать минут была в полном сборе. Облаченная в зимнюю маскировочную одежду, моя группа в полном составе вышла на это опасное задание.

В то время наша армия почти отказалась от порочной практики зачистки территории при помощи полевых пехотных подразделений. Такие акции, как правило, носили большие жертвы с нашей стороны, а русские, видя свой провал, подрывали себя гранатами. На смену тотальному прочесыванию мы избрали абсолютно другую тактику. Небольшие разведподразделения, словно охотники шли по следу русских до того момента, когда они располагались на привал, вот в это самое время, захватив «Иванов» врасплох, мы при помощи ножей уничтожали русских диверсантов, оставляя в живых одного-двух человек.