Возлюбленная тень (сборник)
Шрифт:
– Ай да Слава! – сказал принимающий решения по данному вопросу. – Он у нас как, может?
7
– Ты знаешь, я думаю, что уже жила раз на свете, совершила что-то страшное: может, убила кого-нибудь. И поэтому теперь так мучаюсь…
Молчит Плотников.
– Домой не вернусь – это точно. Если ты меня выгонишь, пойду спать на вокзал… А когда полностью расплачусь за прежнюю жизнь – все будет хорошо… Да, Слава?
Молчал Плотников; не мог он заставить себя говорить что-то такое, стыдное,
– То, о чем ты говоришь, – так называемый метемпсихоз. На четвертой полке, справа стоит древнеиндийская философия – утром посмотришь, если тебе интересно.
– Ой, мне интересно!..
Идут-шуршат тысяча магнитных метров с одной бобины на другую. Завтра утром проснутся выпускники (нужный чулан и яйца в мешочек) – да расшифруют весь Анечкин древнеиндийский метемпсихоз. А вибрационки сегодня нет – не ее день.
Молчит Плотников, молчит, угрелся. И как всегда после второго часа ночи задышала над ним сука-Мнемозина…
Ни за что не лежал бы он так, как теперь лежит, не молчал бы, страшась заговорить – и признаться во всем, и блокноты, скорее всего, использовал, как все люди.
– Компромиссы никогда не окупаются, – цитировал он прежде, как будто говоря свое.
…Той подлой зимой судили плотниковского друга в народном суде Октябрьского района за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй. И, как обычно бывало, стояли единомышленники подсудимого у перегороженных мусорами дверей, ведущих на открытый процесс, и пытались заглянуть в окна.
Мусора получили строжайший приказ: никого не пускать, но и ни в коем случае не применять физического воздействия! Этот приказ не их личный капитан издал, а сам полковник Джеймс Бонд – в дакроновом костюме, банлоновой сорочке и при часах фирмы «Бом и Мерсье».
Но на третий час процесса ушел один мусор внутрь, в зал – охранять мать подсудимого от проявлений справедливого гнева присутствующих граждан. Тотчас вызвали по рации заменителя – только приказ о неприменении ему не Бонд объявил, но капитан. А это совершенно другое дело. Капитан сказал: «Ты там, Леша, трындюлей не выдавай, а то будет провокация», тогда как полковник Джеймс произнес: «За малейшее повреждение эпителия – утоплю в параше».
Схватил Леша невесту подсудимого за шиворот и завалил на асфальт.
– Как вы смеете так обращаться с женщиной?! – взволнованно спросил Плотников. И сразу ударил его Леша кулаком в лицо, обрушил и, не давая подняться, начал обрабатывать сапогами по почкам – как учили старшие товарищи. Остальные мусора подумали, что приказ переменился, сунули Плотникова с разгону в рафик – так, что посыпались у него из карманов копеечки да ключики, –
Только через сорок минут прикатил туда на особом «остине» (который «остин» в случае Государственной Необходимости превращался в подлодку типа «Русалочка-6» с ядерными боеголовками) полковник Бонд: под его мускулистым розовым языком дотаивала секретная облатка, позволяющая сохранять любую мину при любой игре.
– Я надеюсь, Святослав Александрович, вы не в обиде на организацию, которую я здесь представляю, – полковник деликатно выплюнул облатку на КПЗэшный пол: ему было неудобно перед Плотниковым.
– Как вы могли убедиться, ненависть и отвращение к перевертышам-диссидентам настолько велики, что никакие приказы не в состоянии погасить пламя мести народной.
Плотников сидел в торце камеры, возле отключенного радиатора, прислонясь к нему спиною и поджав ноги к животу.
Бонд поговорил минуты три-четыре, затем покинул помещение еще на одну минуту, возвратился, помог Святославу подняться и вывел его сквозь клокочущую от человеческого движения, вида и духа дежурку во двор, отпахнул заднюю дверцу «остина». Диванное сиденье было застелено полиэтиленовым мешком лилового цвета с надписью «Диберти сэйл».
С той поры только в полной темноте решался Плотников раздеваться догола и вообще предпочитал не включать без особой нужды свет; раз в неделю ездил в Малеевку на дачу к прогрессивному литератору – там принимал душ, ибо в собственном доме он опасался звука льющейся воды: ни единого лишнего движения сделать не мог – ни подмести, ни помыть посуду; ел, оборотясь к стене, зато в нужник ходил только дома, когда оставался один.
В два часа ночи лизнула его желтым языком сука-Мнемозина, и бил его Лешин сапог, а он уделался, как маленький, цеплялся за голенище, как последний декабрист, – и смотрел на него полковник светловолосый, Джеймс Бонд, покуривая сигарету «Кент» со знаменитым микронитовым фильтром.
* * *
– Аня, сделай кофе, пожалуйста. Там, на кухне, ты знаешь…
Поднялась, не одеваясь пошла на кухню, уронила с лязгом ложечку, надбила чашку. Убью, убью, всех убью, сначала всех – потом себя, сапогами по почкам, по процессу правотроцкистского блока…
– Аня!!! Не шуми! Зажги свет… Нет!!! Сначала закрой дверь в комнату, потом зажги…
Господи, что случилось? Ничего не случилось. Господи, что случилось!!!
Неведомо откуда прошли по противоположной окну стене медленные белесые световые квадраты – троллейбус? Служебный автобус? – скорее всего. В такое время троллейбусы не ходят.
8
Исторический фон, исторический фон, как много дум наводит он.
Не могу без гнусной шутки, плачу, мешаю собственному художественному процессу, процессу правотроцкистск…
Заткнись, сволочь, в параше утоплю. Вы здесь пьете, а меня уже три раза изнасиловали!