Возлюбленная тень (сборник)
Шрифт:
На оставленный активистом список. Молодчик, не поленился – есть дата прибытия.
– Лиор, слышишь? В позапрошлом году. Да, только теперь мы очнулись. В позапрошлом году. Имя матери, год рождения. Адрес. Удостоверение иммигранта? Ты б не напомнил, я б не сообразил. Ну, действуй, мужик.
Ответ возник быстро.
Имя – Розенкранц Анна. Имя отца – Давид. Имя матери – Лия. Время рождения – 20 мая 1949. Страна рождения – Россия, Москва. Время Восхождения-на-Землю – 6.9.73. Номер удостоверения личности – шесть цифирных знаков. Номер удостоверения иммигранта – шесть цифирных знаков. Жилье – ул. Асфодельская, 34,
* * *
Дганит уехала к детям в Натанию на два дня. Дома жрать нечего, кроме замороженных гарниров «Санфрост». Замороженный зеленый горошек, замороженная кукуруза… Не пойдет! Завтра с утра еду в «Сверхмагазин», готовлю сам. Вести Лилькину дочку в ресторан? Готовлю – сам! Подарок? Косметика. Что я в этом понимаю? Что пойму, то и возьму. В России – все говорят – косметики нет. Двадцать шестой год Лилькиной дочке. Выходит, родила лет в тридцать, она младше меня на два? три?.. Но с чего я взял, что у нее одна… Выдам ее замуж за красивого парня, здоровенного, с нормальной службой. Что говорил активный? Плотников? Пилотников. Никаких пилотов! Еще за нашего – куда ни шло, а за черт его маму знает, антикоммуниста, политика – хватит с нее политики. Как они уцелели, Лия и ее Давид? Боже, полный милосердия, правильно ли я понимаю Тебя?
Арнон вышел из дому, осмотрел свою машину. «Ауди». Лилькиной дочке помогу купить, но что-то простое… У меня в двадцать пять и велосипеда не было. Квартиру бы ей надо – у нас на съемной тяжело. Но вроде сдают от Государства, бессрочно? Ссуду большую дают?.. Поможем, у моих-то дом семикомнатный, на мое наследство им положить. Квартира! А машина – подождет.
Родственники у меня за границей – теперь в разведку не возьмут, придется до пенсии в советских шпионах.
Позову Пи-Эйч-Ди выпить водки – есть. «Смирнофф» – смирр-но!!! И какие-то огурцы маринованные обнаружились.
Доктор Эйлон на прогулку еще не выходил, а звать его специально Арнон не решался – и проходил до шести вечера из комнаты в комнату, примеряя Лилькиной дочке все виденные на департаментских молодицах платья, блузки на узеньких шлейках – еврейская девочка из России будет стесняться? – какие-то брюки с черными кожаными заплатами на коленках и ягодицах – будет стесняться! – старинный серебряный браслет с зеленым камнем, курсы учителей младших классов, курсы дипломированных секретарш, построенную тройками роту десантников с лицом Гади и в красных беретах, с «крылышками» на груди, «Ауди» и «Фиат 127». Себя самого: посмотрел в зеркало у постели. Бычий бугор лба, нос клубнем, багровый загар раскрытой груди, глаза растворенной сероты – подсвет желтый… Боже, полный милосердия, не подведи.
Эйлон вылез – размеренный и злой, – прошелся у собственной калитки, положил ладонь на переплетение железных узоров.
– Навестите меня, доктор? – Арнон чуть было не потянул Пи-Эйч-Ди за рукав.
– Что, батюшка мой, скукотища заела? – Эйлон даже не улыбнулся, губы его заковало.
– Наоборот. Есть у меня причина взять у вас несколько уроков русского языка.
– Нешто в Московию посылают?
– Доктор Эйлон, Артур – ко мне приехали. Из России.
– Кто именно?! – Эйлон перешел на общепринятый.
– Дочь двоюродной сестры, – Арнон
Первый стопецони выпили, хвалясь друг перед другом, – локоть приподнят, выдох, все до дна! И закашлялись.
Разлили по второй.
– Я полагаю, – сказал доктор Эйлон, – не следует приобретать квартиру по государственным… каналам. Мне рассказывали, что качество строительства отвратительное. Кроме того – в пригороде: будет ей далеко к вам приезжать. Не помню, говорил я, у меня в Германском Посаде есть двухкомнатная… Поселите ее покуда там – мебель прекрасная, холодильник, плита, телевизор…
– Уж разрешите мне все это ей купить. Новое. – Арнон разлил водку.
– Я вам как будто ничего не дарю. Если ей у меня понравится – будем рассчитываться. А то как бы не появилась в газетах статья об одном крупном чиновнике, похитившем у многодетных семей и молодоженов еще одну квартиру для «русских»… Причем сведения эти попадут в газету от ваших же подопечных… Я позавчера слушал передачу на том языке, который вы называете русским. Выступал некто Липский. Ну, я вам скажу… Позвольте, как там было? А! «Сомнительный человеческий материал, который представляют из себя ассимилированные евреи…»
– Пусть говорит, как ему нравится.
– Он уверен, что это вамнравится – поэтому и говорит подобные пакости!
– Вы когда-нибудь пробовали оставить в покое мою службу?.. Артур, водки мы еще выпьем? Или это и все, на что способен сомнительный человеческий материал?
– Арнон, квартиру не покупайте. Купите ей машину, пошлите ее в Ниццу, но не швыряйте деньги в бездонную дыру нашего родного сортира!
– Без этого сортира – утопили бы нас в сортире.
– Блестяще. И в самом деле после таких заявлений американцы начинают рыдать и забрасывать вас тысячедолларовыми купюрами?
– Заткнись.
– А квартиру где купишь?
– Нигде. Поселю мою русскую красавицу у тебя, попрошу небольшую отсрочку. А там, глядишь, и платить не придется.
– Так оно и будет.
– За каким чертом мне делать из тебя благодетеля, доктор. Пятый год тебе не дает покоя качество моего русского, а теперь тебе не дает покоя моя русская племянница. Ей двадцать пять! А из твоей квартиры, как и из тебя самого, труха сыплется! Дохлятина… Ты в армии был? Звание?! Воинский номер?!
– Командир! Ты уже давно превратился в жирную чиновную свинью. Если ты не возьмешь у меня квартиру – лучше не выходи вечером во двор. Я в присутствии твоей племянницы начну говорить с тобой по-российски – но всерьез! – и она сбежит от тебя обратно в Москву!
– Она уже два года живет в Государстве. Уверен, что ей наплевать на антисемитские выкрутасы. О, русский язык! Смирр-но! Рав-няйсь! Еб твою мать!
– Квартиру возьмешь?
– Артур, тебе опасно пить водку. У тебя заболят все твои печенки-селезенки. Труп ходячий… Артур, к тебе ходят какие-то молодые ребята из Университета – я видел. Парни по высшему классу.