Возмездие Эдварда Финнигана
Шрифт:
Это прошептал отец, потом обнял его и долго не отпускал, а затем повернулся и исчез навсегда.
Джон слышал, как снаружи в подъезде ходит лифт, кто-то поднимался наверх. Лифт остановился, вышли две пары ног, высокий голосок крикнул так, что эхом отдался на лестнице, а затем маленькие пальчики нажимали звонок настойчиво и долго, пока мама искала свои ключи в большой матерчатой сумке.
— Папа!
Оскар промчался через холл, но споткнулся о порог двери в спальню и упал. На короткий миг воцарилась тишина, но мальчик
— Папочка! Ты дома!
Джон посмотрел на сына: все личико — сплошная улыбка. Он наклонился вперед, поднял сынишку, прижал и не отпускал до тех пор, пока худое тельце не стало ерзать: мальчик устал стоять смирно и хотел высвободиться. Джон пошел за пятилетним ребенком, который бегал по квартире, словно впервые здесь очутился и все ему внове. Джон услышал и ее шаги, посмотрел на дверь: в проеме стояла Хелена.
— Привет.
Она была красивая — рыжие волосы, взгляд, который рождал в нем ощущение, что он любим.
— Привет. Заходи.
Он протянул руку, притянул ее к себе и обнял, ощутив на щеке холод ее пальто.
Джон попытался заняться обычными делами. Хелена поглядывала на него с упреком, так она смотрит, когда устанет, а он не замечает этого, но она уже почувствовала, что с ним что-то не так, и хоть ничего не сказала, все равно это было ясно. Но если он будет делать все как обычно, у нее не будет повода заподозрить неладное.
— Что стряслось?
— Ничего.
— Джон? Я ведь вижу: что-то не так.
Оскар ушел к Хильде, которая жила на четвертом этаже. Хильде было шесть, и она обладала такой же неуемной энергией, как и ее гость. Пока не было Оскара, Джон мог рассказать обо всем жене.
— Ничего особенного. Может, устал немного.
Он взялся мыть посуду. Это обычное занятие.
Хелена встала с ним рядом. В руках два недопитых стакана с молоком, она поставила их перед ним под струю воды.
— Тебя не было трое суток. Сейчас середина дня. Оскара нет дома. Обычно ты в таких случаях занимался со мной любовью, Джон. Ты спешил оказаться рядом.
Хелена ждала подле него. Вдруг она отступила на шаг, краем глаза Джон увидел, как она стянула через голову толстый пуловер, расстегнула джинсы, уронила на пол майку, бюстгальтер, трусы. Она замерла перед ним, красивая, чуть озябшая, светлый клин жестковатых волос на лобке, его пальцы помнят их на ощупь.
— Я хочу, чтобы ты взял меня.
Он был не в силах пошевелиться.
— Погляди на меня, Джон.
Проклятая тяжесть в груди!
Хелена подошла к нему, ее обнаженное тело было совсем рядом. Ему хотелось обнять ее. Она так нужна ему!
— Я не могу. Сначала я должен рассказать тебе одну вещь.
Джон взял свой халат и укутал в него ее озябшее тело. Они сели за кухонный стол, он попросил
— Когда-то была женщина, которую звали Элизабет. Мне тогда было семнадцать. Она была единственной, кого я любил. До того, как встретил тебя.
Он зажег сигарету.
— Я увидел ее вчера. Не совсем ее. Но почти такую, как она. И как ты.
Он затянулся, подержал дым внутри, прежде чем выдохнуть. Он первый раз взял сигарету в этой квартире.
— Она танцевала, когда мы играли. И потела, так же как ты. Ей было весело, она смеялась. Пока какой-то пьяный финн не стал приставать к ней. Домогаться. Он вставал рядом с ней и не давал ей прохода.
Джон нервничал. И как обычно, когда он волновался, злился, обижался или радовался, его акцент сделался сильнее, стал более американским.
— Завязалась склока. Я дал ему в морду.
Она сидела не шевелясь.
— Прости, Хелена.
Она все еще не двигалась, только смотрела на него, долго, пока не решилась заговорить:
— Элизабет. Я. Потная женщина. Ты кого-то ударил по лицу. Я ничего не понимаю.
Он хотел рассказать. Всё. Но ничего не вышло. Прошлое было так плотно запечатано, что он не мог его достать. Он вновь заговорил о драке, о человеке, который без сознания упал перед ним. И Хелена отреагировала так, как он и ждал. Она закричала. Что это все неправильно. Что он рискует снова попасть в тюрьму, причем за нанесение тяжелых телесных повреждений. Потом она заплакала. Потому что не понимала, что он за человек. Этот человек, который бьет других людей, — его она совсем не знает, не понимает, кто он такой.
— Хелена, выслушай меня.
Джон обнял жену, просунул руки под халат, ее кожа была теплой и давала ощущение уверенности, а он был напуган, больше, чем когда-либо, тем одиночеством, которое сидело рядом с ним.
— Я должен объяснить.
Он взял ее ладони, прижал их к своей щеке.
— Есть еще — то, что я тебе не рассказывал. Теперь расскажу.
Джон попытался дышать нормально. Волнение разрывало его изнутри. Он собрался с духом, чтобы сформулировать правду — единственную, какую знал, но тут раздался звонок в дверь.
Он посмотрел на Хелену, помедлил, раздался еще звонок.
Он поднялся и пошел на этот звук.
Свен Сундквист с силой жал на кнопку звонка, которая казалась новенькой и была крепко прикручена к белому пластиковому косяку, обрамлявшему дверь. Резкий сигнал напомнил ему о ранних утренних часах в автобусе, отправлявшемся из Густавсберга в Стокгольм. Мобильные телефоны в руках подростков — раздражающие игрушки, дребезжавшие всю дорогу до школы в городе.
Он посмотрел на дверь. Ему тут не нравилось.