Возмездие обреченных: без иллюстр.
Шрифт:
— Знаешь, что я хочу тебе сказать, — отозвался я, — это было лучшее вранье, которое мне когда-либо впаривали!
— Это не вранье.
— Да ладно тебе. Я никогда не слышал об этом происшествии. И никто не слышал. Да об этом полете трезвонили бы во всех газетах. Весь мир бы узнал о таком!
— Ты забываешь, что все это произошло в крохотном городишке. Все держалось в страшном секрете и было похоронено навсегда. Всем очевидцам заплатили.
— Никто бы не смог скрыть такое, — упирался я.
Старик кивком пригласил меня в отдельную кабинку. Мы пересели. Теперь была моя
— Еще по две для каждого, — объявил я.
Старик молчал до тех пор, пока официант не принес заказ и не удалился.
— Правительство, — сказал он наконец, поднял первую кружку и разом выцедил мутное пойло почти до дна. — Это было правительство.
— Вот как?
— Да, они хотели заполучить секрет. Это могло бы сделать нашу армию самой сильной, почти непобедимой. Меня допрашивали, пробовали пытать, но я ничего не мог им рассказать дельного. Просто я не знал никакого секрета. А тем временем всех участников и свидетелей той игры — три-четыре сотни человек — тоже прорабатывали, я не знаю, как это повлияло на их жизни, но думаю, что они будут помнить об этом до самой могилы.
Я прикончил одну порцию и сказал:
— Знаешь, старик, убедительно ты сказки рассказываешь. Я почти верю тебе.
— Ты не обязан верить. Просто ты сказал, что хочешь летать, а я выпил прилично, и вот вспомнилось.
— Все правильно, — согласился я. — Но знаешь, я действительно хочу летать.
— Я могу научить, — сказал старик, подаваясь ко мне поближе, — я все же вычислил, как это происходит.
— Послушай, — насторожился я, — сразу предупреждаю: я не собираюсь за это платить.
— Даром.
— Идет. Учи.
Он посмотрел на меня через кружку, наполненную зеленоватой гнилухой.
— Перво-наперво: ты должен верить.
— Это непросто.
— Не всегда. Теперь следующее: когда ты будешь готов полететь — ты полетишь. Следи за моими руками. Делай, как я.
— Так?
— Так. Теперь — вдох, и закати глаза, будто ты хочешь увидеть свой затылок. Теперь думай о самом плохом, что с тобой случалось по жизни.
— Много чего было.
— Знаю, но выбери наихудшее.
— Хорошо, я выбрал.
— Теперь скажи СОЛЬЦЗИММЕР — и ты полетишь!
— СОЛЬЦЗИММЕР, — выговорил я и остался на месте.
— Эй, старый, ничего не получилось.
— Получится. Нужно выждать некоторое время и тренироваться.
— Слышь, старик, как тебя зовут?
— Бенни.
— Ну что ж, Бенни, я — Хэнк. И вот что я хочу тебе сказать, Бенни: никто так классно не вешал мне лапшу на уши, как ты. Или ты на самом деле псих, или лучший изо всех пиздоболов, каких только я встречал.
— Приятно было познакомиться с тобой, Хэнк, но я должен идти. Я работаю водителем автобуса, год до пенсии, и в 6:30 утра мне на маршрут. И так засиделся.
— Лу меня нет работы, Бенни, но я решил продолжить пить дома. Так что я иду с тобой.
Действительно, было уже довольно поздно, светила полная луна, опускался туман. Проститутки подавали знаки из припаркованных машин, зазывали в переулки. Я обитал в доме, что находился прямо за углом. Куда направлялся Бенни, я понятия не имел. Но не успели
— По-моему, вы перебрали, ребята, — заявил он. — Я думаю, вам лучше пройти со мной. Что скажете?
— СОЛЬЦЗИММЕР, — проговорил Бенни и стал подниматься.
Плавно проплыв перед копом, он продолжил подниматься, затем перемахнул здание «Бэнк оф Америка» и исчез.
— Ебаный в рот! — прошептал коп. — Ты видел?
— СОЛЬЦЗИММЕР, — сказал я.
Ничего не произошло.
— Эй, послушай, — теребил меня коп, — ты же был с этим парнем, да?
— СОЛЬЦЗИММЕР! — повторил я.
— Ясно, — таращился на меня коп. — Только что этот Сользимер улетел. Ты видел?
— Ничего я не видел.
— Ладно, кто ты такой?
— СОЛЬЦЗИММЕР!
И тут началось. Я почувствовал, что поднимаюсь, ПОДНИМАЮСЬ!
— Эй! Стой! Назад! — орал коп.
Я продолжал воспарять, и это было здорово. Я поднялся над «Бэнк оф Америка». Все-таки старик не врал, хотя и глаза у него были в кучу. Стало прохладно, но я продолжал полет. Когда я расскажу ребятам об этой ночи, о том, что случилось со мной, они ни за что не поверят. Пиздеж чистой воды. Я выполнил левый разворот и закружил над автострадой, испытывая возможности управления полетом. Выяснил, что маневренность низкая, разгон вялый, но в основном я был доволен жизнью.
Не у дел
Мэнни Хьюман пришел в шоу-бизнес, когда ему было шестнадцать. Сорок лет варки в этом котле не сломали его. Он работал в одной из гостиных отеля «Сансет». В маленькой гостиной. Он, Мэнни, был комиком. Вегас теперь уже не был тем, чем был раньше. Все деньги уплывали в Атлантик-сити, где появлялись новые имена, свежие идеи. Да, к тому же, еще эта хренова рецессия.
— Рецессия, — говорил Мэнни, — это когда твоя жена убегает с другим. А депрессия — это когда этот другой возвращает ее обратно. Кто-то вернул и мою. Кстати, есть такая штука — смех, и когда я обнаружу его, я дам вам знать…
Мэнни сидел в своей гримерной и приговаривал пинту водки. Он разглядывал свое отражение в зеркале: волосы почти проиграли битву с лысиной, нос кривой, печальные темные глаза…
«Черт, — думал Мэнни, — тут любой бы пупок надорвал. Ты понимаешь, что опускаешься, но вынужден продолжать в том же духе».
В дверь тихонько постучали.
— Входите, — отозвался Мэнни, — правда, здесь кроме пустоты и протухшего еврейского овоща никого нет…
Вошел Джо. Джо Сильвер. Он занимался ангажементом актеров для отеля. Джо взял стул, повернул его и сел, облокотившись на спинку стула. Джо сидел и смотрел на Мэнни. Сколько помнил себя Мэнни, Джо занимался ангажементом. Они были похожи, правда, Джо не выглядел таким бедным, как Мэнни. Глубоко вздохнув, Джо выпрямился и потер тыльную сторону шеи.