Возмездие
Шрифт:
– Ты хочешь, чтобы я бросил курить.
– Знаешь, ты вроде говоришь правильную вещь, но с таким лицом, будто она неправильная.
– Этого не будет.
– Ты заставил меня бросить пить, а сам не можешь сделать то же самое с сигаретами. Ну и кто ты после этого?
– Сигареты – не то же самое. Скажи, тебе из-за того, что я курю, приходилось когда-нибудь ехать в соседний город, чтобы забрать меня и отвезти домой?
– Нет.
– А вот мне – да.
– Здесь дело не в том, что это не причиняет мне
Не было нужды объяснять, с каких именно пор. Насколько память их не подводила, ко всем скверным вещам они как раз и пристрастились с тех самых пор. И оба много чего они хотели поменять с тех пор.
– Да, – задумчиво сказал Питер и заметил, как чайник начал посвистывать. – Но все, что я хотел поменять в своей жизни сводилось либо к тому, чтобы прикончить себя, либо к тому, чтобы прикончить кого-то другого. Моим единственным желанием первые лет пять после этого было повеситься. Сейчас оно немного поутихло, правда, признаю, время от времени соблазн это сделать нарастает с большей силой. – Он увидел, как лицо сестры стало меняться. Ее поразило то, с какой легкостью он об этом говорил, будто шутил, но она знала, что его слова были абсолютно правдивы. – Не беспокойся, я отгоняю от себя эту мысль, как только подумаю о том, что люди на виселице опорожняются себе в штаны после того, как откинут коньки. Премерзко.
Пока Питер возился с чаем, над кухней нависла гробовая тишина, прерываемая, разве что, стуком чайной ложки о стенки кружек. Этот стук отдавался эхом по всему дому, и тут же бил обратно, вызывая звон в ушах. Элис думала о том, что ее алкоголизму положила начало смерть родителей. Видимо, у вредных привычек все же есть одно полезное свойство: они неплохо заглушают боль. Но вдобавок к этому доставляют еще и массу неприятностей.
Питер снова присел на кресло, молча протянул сестре кружку с чаем, какое-то время просто пил его, сидя в тишине. И наконец, заговорил:
– Знаешь, почему именно я закурил?
Элис покачала головой, настороженно глядя на брата. Она догадывалась, что это началось из-за сдающих нервов, но что-то в лице брата подсказывало ей, что дело совсем не в этом.
– Ты помнишь то время, где-то спустя месяц? Когда нас уже опекала бабушка. Я приходил со школы, не говорил вам ни слова, запирался в комнате и включал музыку на полную. – На самом деле, эта картина повторялась изо дня в день еще до смерти Уильяма и Аманды Кайзер. Разве что, музыка играла куда тише. – Вас я уверял потом, это было для того, чтобы вы не слышали моих рыданий. Помнишь?
– Да. Ты еще сбросил килограмм десять, потому что почти не ел и…
– Я похудел не из-за этого, – перебил ее Питер и сделал глоток. – Вообще-то, я ел нормально, как обычно,
– Честно сказать, тебя бы и сейчас в рекламу зубной пасты не взяли.
– И как я просил покупать мне одежду с закрытыми рукавами, хотя было жарко.
– Да, это я помню. Ты мерз, ты говорил.
– Я не мерз. И сейчас не мерзну.
– Тогда, к чему это?
– Я был героинщиком, Элис, – сказал он.
– Что?
– Я сидел на хмуром. Недолго, я вовремя завязал с этим. А чтобы было легче, искал менее ущербную альтернативу. Вот и начал курить. Да, было тяжко, даже очень. Героиновые ломки – это дерьмово, Элис. Это когда ты потеешь как свинья, испытываешь весь спектр негативных эмоций, возведенных в четвертую степень, и жуткую боль во всем теле, чувствуешь себя беззащитным и иногда блюешь. И я справился с этим без посторонней помощи. – Питер поставил пустую кружку на стол, поднялся с кресла, и его голос стал на два тона выше: – А ты, мать твою, не можешь потерпеть ебаную головную боль несколько дней!
Она вздрогнула. Его нервозность, на фоне обычно присущего ему спокойствию, немного озадачила ее. Затем, она наблюдала за тем, как брат судорожно расстегивает рубашку. Спустив рукав, и показав свое плечо, он снова спросил:
– Видишь это? – На его плечо был налеплен никотиновый пластырь. Затем Питер достал из кармана пачку сигарет, и швырнул ее прямо в сестру. – Читай.
С подозрением взглянув на брата, Элис опустила голову и прочла: «Травяные. Без никотина.».
– Я уже недели три пытаюсь бросить. Постоянно срываюсь.
– Я не знала, Пит…
– Конечно не знала! Никто не знал. Помнишь, чем увенчались мои прошлые попытки бросить курить? Ничем. Я очень плох в борьбе с зависимостями. – Он перевел дух, немного остыл. – Не хочу, чтобы все снова разглядели во мне безвольного жирного пацаненка, который не может перестать пожирать пончики каждую свободную минуту. Помнишь, что они говорили обо мне?
Она помнила, но говорить не хотела. Тогда он надавил на нее взглядом, и она произнесла:
– “Питер Кайзер съел хот-дог, мало оказалось,
Повернулся он на бок – что-то упиралось,
Упирался там ремень, Питер Кайзер съел…”
– Хватит. – Он вскинул правую ладонь. Так обычно делал пастор, когда не выносил чего-то. Питер перенял эту привычку у него. – Видишь? Даже ты до сих пор это помнишь. Они повторяли это изо дня в день.
– Их уже здесь нет, – улыбнувшись, сказала Элис.
– Они есть. Не здесь, но у меня в голове. И они будут петь это каждый раз, когда я срываюсь.
Питер принялся надевать рубашку обратно.
Конец ознакомительного фрагмента.