Возьми карандаши
Шрифт:
Улёгшись, он блистал своей красою
В таинственной прозрачной полумгле –
Прощалось тихо солнце с горизонтом
И тени расходились по земле,
И, вместе с веткой, лист сиял росою.
Что нужно женщине
Что женщине надо? Глоток восхищенья,
Признанье, улыбку, а также печенье
В красивой коробке. Атласные бантики,
Веселье, обновки, и море романтики.
Что женщине
Как маленькой женщине — взрослой казаться,
Так женщине взрослой — малышкою сделаться
Хотя бы на миг, перед маленьким зеркальцем
Чтоб локоны чуть щекотали ресницы,
Чтоб верилось в то, что всё может случиться.
Хотя бы на миг, перед розовым зеркальцем
Нам, женщинам, нужно на что — то надеяться.
Большой и малышке, и старой, и юной,
Ведь вера — сама воплощение чуда.
Мудрец
Мудрец насвистывал, налаживая транспорт:
Педали, цепь, руль, раму и седло.
— Привет, мой мир. Знакомимся? Ну, здравствуй!
Тебе принёс на пробу ремесло:
Смотри, смотри, я быстрый, будто птица!
Вчера я ветер в беге обогнал.
С горы без ног я должен был спустится.
Я с ветром спорил. Ветер проиграл!
Я лишь рассвет не обогнал ни разу,
Но дело тут совсем и не во мне,
Ведь он спешит, упрямая зараза,
А я плетусь на двухколёсном пне…
Каков, скажи!..
Мир рассмеялся звонко
И мудреца по-дружески обнял.
"Езжай, мудрец! Но только потихоньку.
Рассвет ещё никто не обогнал".
Комната и рука
Рука приникла к изголовью кресла…
Нет, не приникла — рухнула навзрыд
И в комнате тот час же стало тесно
От маленькой фарфоровой руки.
К тоске её склонились ближе стены
Не подпуская тёмный небосвод,
Не допуская страшной перемены,
Что, может быть, всю силу заберёт.
Рука рыдала в изголовье стула,
Боясь, пошевелившись, рухнуть в пол,
И стать едва заметным полулунным
Пятном оконным, втоптанным в ковёр.
А стул молчал, упёршись в подоконник
А что он мог? Ведь он же просто стул.
Склонялись стены. Птица, как церковник,
Считала такты прожитых минут.
А в остальном всё было тихо.
Промозглый вечер
Курить не хочется, ни хочется рыдать,
Под тёплым
Не хочется внимать и понимать…
Совсем. Со всеми. Ничего не хочется.
Пью чай. Горчит. За окнами темно.
Пыхтит кастрюля, паром задыхаясь.
При деле все: сосед включил кино,
Жена его, перекричать стараясь
Включила пылесос и патефон,
Открытку музыкальную включила,
И с этой какофонью в унисон
Машина скорой помощи завыла…
А я сижу и пью горячий чай
(Он, кажется, уже не так горчит).
Кастрюля поперхнулась невзначай.
Закончила. Я выключил. Стоит.
Курить по-прежнему не хочется. Совсем.
Под плед не хочется. За окнами темно.
Сирена смолкла. Чей-то голос сел.
И кто-то тихо выключил кино.
Возможно ли?
Возможна ли любовь,
но без определенья?
Структуризации и нарезания её?
Всему — своё.
И строгость песнопений
И время (как же!) каждому своё.
Да.
Но любви возможно ли оставить
Пустые строки?
Чтобы до зари
сама любовь могла бы переплавить
И вес, и меру — в торжество любви.
Неузнанной, неназванной.
Стоящей
Достойно — в стороне от всех невзгод.
Пустой строкою с сердцем говорящей,
Как говорит над нами небосвод?
Возможно ли, не назначая меру,
Не проверяя верность теорем
Любовью — жить:
Адамом — самым первым –
Не понаслышке знающим Эдем?
Заснеженный мост
Заснеженный мосток (вообще-то мост,
Для красоты переиначила слегка)
Корнями — сваями в тугой асфальт пророс;
Бегут машины, как бежит река.
Немолчная, с раскатами, в разливах.
То стихнет, а то снова зазвучит:
Здесь водный рокот заменяют шины –
Бежит река, шумит, пыхтит, свистит.
Мост держит фонари, пока в востоке
Не встанет свет, не встанет новый день.
И в новоприбывающем потоке
Не раствориться ночи канитель.
Дрозофилофобия
Мух развелось… (откуда?!) Тьма!
(Ну да, ну да — ремонт в подъезде!..)
Но где же всё-таки пролезли?.. –
На две недели кутерьма.
И наглые! На дихлофос и тряпку
Вот только не плюют, летя;