Возьми номерок
Шрифт:
Я обхожу здание и нахожу зеленую боковую дверь, о которой Нора подробно рассказала в своем сообщении. Нажимаю на кнопку с надписью «Донахью» и терпеливо жду.
— Да? — раздается голос Норы по внутренней связи.
— Привет, это Дин Мозер, твой эскорт на ночь с большим достоинством.
Молчаливая пауза на другом конце заставляет меня на мгновение пожалеть о своей шутке, но она, должно быть, простила меня, потому что я слышу, как замок открывается без единого слова. Как только начинаю подниматься по лестнице, в нос ударяет восхитительный
Дверь квартиры наверху лестницы открывается, и из нее выходит Нора с измученным видом.
— Я как раз заканчиваю готовить соус беарнез, проходи.
Девушка поворачивается, и босыми ногами шлепает по длинному коридору квартиры. Я следую за ней, рассматривая потертые джинсы и белую футболку, завязанную узлом на талии, обнажая бледную кожу прямо над клетчатым фартуком. Ее повседневный вид совершенно не сочетается с моими клетчатыми брюками, футболкой и небесно-голубым пиджаком, которые я надел на то, что она описала как деловую встречу.
Как бы там ни было, когда я сворачиваю за угол в светлую кухню с выбеленными стенами, белыми шкафами, большой плитой, раковиной и островом со столешницей из кремового мрамора, мой желудок снова доказывает, что ему нравится запах.
— Надеюсь, ты ешь красное мясо, — говорит Нора, помешивая что-то на плите.
— Я хищник. — Снимаю пиджак, рассматривая задницу Норы в обтягивающих джинсах.
— Очень большой, как я слышала, — говорит она, оглядываясь через плечо и ловя меня за подглядыванием прежде, чем я поднимаю взгляд.
Ничего не могу с собой поделать. У Норы есть изгибы, которые следует оценить по достоинству. Я любитель задниц, ау Норы, возможно, лучшая из всех, что я видел. Уму непостижимо, зачем она прячет свои изгибы под дурацкой униформой.
Выбрасываю из головы ее образ в одном фартуке и направляюсь в примыкающую к кухне гостиную, окна которой выходят на Перл-стрит. Смотрю вниз и вижу, что на улице зажглись фонари, а люди спешат по домам.
— Как давно ты здесь живешь?
От плиты доносится шипение, когда Нора отвечает:
— С тех пор, как купила пекарню, так что… лет восемь, наверное?
Я киваю, нахмурившись.
— Сколько тебе было лет, когда ты открыла «Проснись и пой!»?
Она оглядывается через плечо.
— Пытаешься угадать мой возраст, Мозер?
— Нет, пытаюсь понять, как девушка двадцати с небольшим лет смогла позволить себе пекарню и квартиру на Перл-стрит. Это хороший район.
Она кивает и отворачивается к плите.
— Мне было двадцать два, то есть сейчас мне тридцать, если хочешь знать. И я попросила отца совместно оформить кредит на бизнес. — Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Полагаю, тебе не пришлось брать кредит, чтобы инвестировать в пекарню в Денвере?
Я игнорирую этот вопрос и заворачиваю за угол, чтобы заглянуть за матовые раздвижные двери. Они ведут в спальню с идеально застеленной белой кроватью, покрытой белыми подушками. На дальней стене висит большая черно-белая
— Ты уже бывала в Париже? — спрашиваю я, возвращаясь на кухню и садясь за мраморный остров.
— Пока нет. — В ее голосе слышатся тоскливые нотки, когда она наливает сливочный соус в стеклянную соусницу. — Но это первое место в моем списке.
— Почему Париж? Почему не Таиланд, Бразилия или Южная Африка?
Она недоуменно смотрит на меня.
— Тебе действительно нужно задавать этот вопрос пекарю? Париж известен своей выпечкой и десертами. Это как Мекка для пекаря. К тому же, моя подруга Мишель из кулинарной школы живет там, и она всегда присылает мне фотографии парижских пекарен, и это просто… так вдохновляет. Гораздо больше, чем старый добрый Боулдер, штат Колорадо. Я бы с удовольствием переехала туда когда-нибудь.
Я киваю и улыбаюсь, когда она подталкивает ко мне бутылку красного вина и два бокала, молча приказывая мне открыть и налить. Я делаю то, что велено, пока она накладывает на тарелку то, что выглядит как стейк из филе с брокколини и каким-то причудливым картофелем.
— Похоже, ты и готовишь неплохо.
Взгляд ее голубых глаз поднимается и встречается с моим.
— Ты еще не пробовал. На вкус может оказаться редкой гадостью.
Я недоверчиво усмехаюсь.
— Нюх редко меня подводит.
Она добавляет гарнир из хрустящей зелени и тряпочкой вытирает края тарелок, где растекся соус беарнез.
Я наклоняюсь, чтобы поймать ее взгляд и нарушить серьезную сосредоточенность.
— Уже идеально?
Девушка прищуривается на меня.
— Подача — это ключ к привлечению органов чувств во время еды.
Я поднимаю брови.
— Должно быть, я пропустил это в философии бренда «Проснись и пой!».
— Дело не во мне. Дело в еде. — Она выпрямляется и снимает фартук с талии.
Пользуясь случаем, я окидываю взглядом ее фигуру в форме песочных часов, прежде чем посмотреть на тарелку, которую она поставила передо мной.
— Ты чувствовал запах еды, когда поднимался, верно? — спрашивает она, пригвоздив меня взглядом.
— Да.
— И слышал шипение соуса на плите?
— Да.
Она берет ложку и зачерпывает соус.
— Ты видел мою подачу, а это значит, что осталось только одно. — Она протягивает ложку мне, и я открываю рот и чувствую вкус этого соуса.
Закрыв глаза, издаю глубокий стон.
— Невероятно вкусно.
— Потому что я задействовала все твои чувства. — Я открываю глаза и обнаруживаю, что она наблюдает за мной. — А теперь ешь, пока не остыло. Холодная еда — это не то чувство, которое я хочу, чтобы ты испытал.
Я не могу скрыть ухмылку, когда она присоединяется ко мне со своей тарелкой, и передаю ей бокал вина. Я пытаюсь вести светскую беседу, пока мы едим, но это почти невозможно, когда пробуешь лучший стейк в своей жизни. К концу трапезы я подумываю о том, не вылизать ли мне эту чертову тарелку. Это очень вкусно.