Возмутитель спокойствия

Владимиров Денис

К черту богов! И кому они должны были помочь?

Процедура оказалась донельзя простой. Мэтр де Лонгвиль протянул острый небольшой, сплошь покрытый рунами, нож старику, тот резанул по правой ладони. От меня потребовали того же самого. А затем мы стиснули ладони в сильнейшем кровавом рукопожатии.

Красна-бордовые капли падали на брусчатку.

— Теперь ты точно сдохнешь! Наш дар силен, но не ядовит, в отличие от крови гадюк и скорпионов, их дары есть только у меня! — прошипел тихо-тихо, на грани восприятия, но очень торжествующе старикан.

Я же не стал ничего отвечать трупу, смысла не видел.

А сделал то, что требовалось для завершения

ритуала. Все же общество вокруг цивилизованное, в отличие от злых зеленых карликов.

Нанес удар этим же ножом в сердце Ильму Слезы Вдов. Провернул рукоять. А затем у рухнувшего тела, матерясь про себя от обилия крови и грязи, в которой приходилось пачкаться, отрезал седую башку, воздел ее над собой в левой руке, и заявил:

— Я удовлетворен! И не буду мстить больше роду Медведей! Пусть имя Аскольда будет забыто, как и деяния его. И спасибо тебе, лэрг Турин, что помог взыскать с заблудившихся справедливую виру!

Тот лишь как-то устало кивнул. Тяжело переживал крах планов? Ведь до победы оставалось чуть-чуть?

К Дьяволу его!

По лицам Медведей прочитал, что если выживу, то они не откажутся увидеть мой труп, более того, сделают все возможное и невозможное для этого.

Впрочем, плевать.

Повинуясь жесту, орки взлетели в седла тирков вслед за мной. Мы направились быстрой рысью от потерявшей интерес толпы. Их более занимал скорый суд, подготовка к которому шла полным ходом, учитывая огромный палаческий пень, какой катили два стражника. Успел проинструктировать спутников, что дополнительно сообщить Амелии слова старика, которые расслышал только я.

Стакан спирта на голодный желудок и сверху первая инъекция активной крови ксеносов. Вот, примерно, как можно описать ощущения, которые нагнали и накрыли, когда мы проехали первый мост. Мутило, мир часто переворачивался и вращался, движения заторможенные, а сознание то выплывало из тумана, то погружалось в него вновь. При этом все тело болело, кровь в венах, словно превратилась в лаву, суставы выворачивало, а челюсти сводило.

Дорогу до дома я не запомнил совершенно, сконцентрировавшись на цели — добраться и лично сообщить слова Ильма целительнице. Вот знакомый колодец, рядом с ним силуэт Амелии, а затем небо неожиданно перевернулось перед глазами, и я врезался лицом в каменистую натоптанную землю родного двора. И прежде, чем в третий раз в этот день свет померк перед глазами, успел прошептать последние слова старика, не забыв указать их принадлежность.

Глава 8

Сначала в нос ударил противный и бодрящий запах, схожий с нашатырным спиртом, который доказал свою полезность на протяжении не одного века существования человечества. После появилась вонь, которую невозможно перебить чем-то другим или позабыть — амбре родного жилища. Каких «ароматов» в нем только не имелось, начиная от застарелого, въевшегося во все перегара и заканчивая резким смрадом старой доброй выгребной ямы и огромной, никогда не освобождаемой от содержимого, пепельницы. Все это густо замешивалось на моче, гниющих остатках пищи и шкур, экскрементах людского и животного происхождения. В целом, как глаза не резало — непонятно. Сам воздух, казалось, был липким, влажным, обволакивающим тело невидимой взвесью помоев. От него сразу становилось грязно, а дышать противно.

Открыл глаза.

Сверху знакомые до каждой трещины закопченные стропила и балки. Потолок в доме отсутствовал, вместо него в правом и левом углу брошено по пять широких досок, с одной стороны там хранился всякий непонятный хлам, а с другой часто в теплые

дни спал Глэрд на охапках высушенной травы. Тусклый свет из приоткрытой двери и двух узких окон, затянутых какой-то пленкой, не мог разогнать тьму и в самые солнечные дни. Ярким пятном на черноте выделялось отверстие для выхода дыма над примитивным камином. Он не имел трубы, и все продукты горения просто поднимались вверх, отчего слой сажи год от года на каменных стенах из дикого камня нарастал, превращаясь в своеобразную добротную штукатурку.

Да… Вот еще один момент, в воспоминаниях пацана все выглядело отнюдь не так убого. Хороший багаж знаний. Лживый донельзя.

Попытался оценить собственное состояние. Первое и главное, из оружия только засапожник. От остального, как и от перевязи избавили. Однако от верхней одежды — нет. Затем с трудом, преодолевая навалившуюся слабость и сразу возникшее головокружение, уселся самостоятельно на сундук, служивший мне кроватью, опустив ноги все в тех же обмотках, на земляной пол. В единственном жилом помещении находилась только Амелия. Она копалась в своей сумке, которую поставила на широкий монументальный длинный стол из тесанных досок, справа находилась скамья во всю его длину, слева четыре колченогих грубых табурета. И во главе — черный стул со спинкой похожей на сложенные крылья, с подлокотниками в виде отлитых из темного металла воронов.

Глэрду иногда казалось, что птицы живые, и в антрацитовых глазах нет-нет и появлялись осмысленные отблески, и твари вот-вот сорвутся со своих привычных насестов, чтобы пробить стальными клювами черепа гостей Харма, а затем будут вырывать с радостным карканьем из трупов куски парного мяса.

Сидеть на троне было неприятно, возникало ощущение, будто кто-то обхватывал голову липкими склизкими щупальцами, давил на виски, иногда пытался задушить. А еще становилось страшно, очень страшно, приходилось прикладывать всю силу воли, чтобы не сорваться с места с криками ужаса. Иногда Аристо проигрывал эту схватку. Кстати, калека на помпезный предмет мебели тоже не любил водружать седалище, несмотря на то, что являлся его номинальным хозяином, а уж все его многочисленные гости — те старались держаться подальше.

Теперь становилось понятно, скорее всего — это реликвия из прошлых времен рода, когда он был могуч, и не выродился до одноногого представителя, даже не обладающего, вероятней всего, тотемом. Ни разу Глэрд не видел каких-то особых способностей у Харма.

В комнате царил бы полумрак, если бы не ровный мерный желтый свет от стоящей на столе магической лампы. Зрение у калеки садилось не по дням, а по часам, поэтому он был вынужден этой зимой разориться и, несмотря на проклятья в адрес Тавола Джигана, потратить десять золотых на два волшебных девайса. Впрочем, вернуть остроту взгляда это помогло мало. Но у гоблина еще долго краснели уши-лопухи, учитывая как по нему проходился Харм, при взгляде на практически обычные земные «летучие мыши», которые были довольно распространены на Диких Территориях.

На стенах на вбитых в щели в кладке деревянных колышках висела самая затрапезная верхняя одежда. Все остальное хранилось в двух сундуках. Имелся еще и секретный в огромном подвале, построенном во времена еще Первой Империи, куда вел ход, начинавшийся в левом углу жилища. Получить доступ в подземелье можно было и снаружи, с левой стороны дома находилась небольшая каменная пристройка с массивной двустворчатой дверью, открывающуюся наружу, через которую заносили мешки и закатывали бочки. Происходило подобное довольно редко. Раз в год, в лучшем случае.