Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века

Кошель Петр Агеевич

Специальными научно-реставрационными производственными мастерскими были восстановлены наборный паркет и мраморный пол интерьеров, декоративная живопись, резьба, лепка, отделка деревом. В двух комнатах — в кабинете и спальне Петра — воссоздана отделка полностью. Кропотливого труда потребовало восстановление изразцовых панелей, мебели, особенно таких музейных предметов, как ореховая рама напольного зеркала из Танцевальной комнаты, шкаф для хранения столового белья, березовые стулья, резного дуба кровать, стенники, люстры...

Трудным оказалось устройство отопления

во дворце. Ведь здание отапливалось нерегулярно, а многие десятилетия ХХ в. камины и печи совсем бездействовали. Было создано равномерное воздушное обогревание интерьеров.

ЗА ТЮРЕМНЫМИ СТЕНАМИ

Не слышно шуму городского,

В заневских башнях тишина!

И на штыке у часового

Горит полночная луна.

Ф. Глинка

Преобразовательная работа Петра I началась с изменения внешнего вида, одежды и формы отношений между классами,

Если раньше запрещено было носить нерусское платье и стричь голову по-иноземному, и князя Мосальского за то, что он подстриг волосы на голове, записали из стряпчих в стрельцы, то при Петре вышли специальные указы об обязательном ношении иностранной одежды и бритье бороды и усов. Это, правда, не касалось крестьян и духовенства.

С бородой у русских связывалось понятие о подобии и образе Божьем, и многие посчитали, что без бороды невозможно будет спасение. Митрополит Димитрий написал по этому поводу рассуждение «Об образе Божием и подобии в человеке», где объяснял, что подобие Господа в невидимой душе, и бритье бороды спасению не вредит.

В Астрахани возник бунт, когда приставы у входа в церковь стали обрезать у мужчин бороды.

Ходила в народе легенда, что царь — немец и вовсе не сын Алексея Михайловича. Возникла она из-за того, что Петр одевался в немецкое платье и водил дружбу с иноземцами.

«Государь не царь и не царского поколения, а немецкого... Когда были у государыни царицы Натальи Кирилловны сряду две дочери и тогда государь, царь Алексей Михайлович, на государыню царицу разгневался: буде ты мне сына не родишь, тогда я тебя постригу. А тогда она государыня царица была чревата. И когда приспел час ей родить дщерь, она, убоясь государя, взяла на обмен из Немецкой слободы младенца мужеску пола из лефортова двора...»

За распространение этой легенды людей хватали и подвергали жестоким пыткам, по цепочке забирая всех, рассказывавших легенду.

Наказывались священники, если при обедне в молитве они пропускали имя Петра или в дни царских тезоименитств служили простую обедню вместо торжественной.

Петр приказал бить кнутом и заклеймить крестьянина, говорившего, что «государь-де царицу покинул, а возлюбил немцев». Его отправили на десятилетнюю каторгу.

Не избежал застенка даже царский сын.

Царевич Алексей родился, когда его родителям было лишь по 16 с небольшим лет. Отец его, Петр, сына видел нечасто, время отнимали сначала военные занятия, потом кораблестроение, походы. Да и веселился

царь отнюдь не в семейном кругу.

Когда царицу Евдокию насильно постригли в монахини, Алексей в возрасте восьми с половиной лет был забран у матери и отдан царевой сестре Наталье Алексеевне. Воспитателем царевича стал барон Гизен, образованный немец, поступивший на русскую службу. Уже вскорости Петр берет сына с собой в Архангельск, а при взятии Ниеншанца тот является солдатом бомбардирской роты.

Но потом царь охладевает к сыну, Гизена по настоянию Меншикова отсылают с дипломатическими поручениями за границу, и Алексей остается в селе Преображенском, окруженный монахами, родственниками — приверженцами старины, не принимающими петровых нововведений. Ближе всех ему в ту пору — Алексею исполнилось 15 лет — были его тетки, старые девы, дочери царя Алексея Михайловича от первого брака. Царевич потом сетовал, что Меншиков нарочно способствовал такой жизни, умышленно оставляя его без образования.

Алексей самовольно едет навестить мать в суздальский монастырь. Можно только представить их встречу. Петр немедленно потребовал сына к себе и высказал ему свое неодобрение. Он послал Алексея в Смоленск заготавливать провиант и собирать рекрутов. Поручение царевич выполнил с толком, и через пять месяцев ему был поручен сбор солдат и укрепление Кремля. Потом его отрядили в корпус, действующий в Польше, после чего он должен был ехать в Дрезден для занятия науками: языками, геометрией и пр.

Подыскали ему и невесту: принцессу Брауншвейг-Вольфенбюттельскую. Позже Алексей писал: «Вот Гаврила Иванович с детьми своими навязали мне на шею жену чертовку: как ни приду к ней, все сердитует и говорить не хочет».

Нашел утешение царевич у крепостной девки Ефросиньи, которую полюбил страстно.

«Отец ко мне был добр, — говорил Алексей в Вене, — но с тех пор, как пошли у жены моей дети, все сделалось хуже, особенно когда явилась царица и сама родила сына. Она и Меншиков постоянно вооружали против меня отца; оба они исполнены злости и не знают ни Бога, ни совести».

Петр уже начинает подозревать собственного сына в разных коварных умыслах. Он пишет ему: «Отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах; ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо, что ныне мало здоров стал. На что, по получении сего, дай немедленно ответ или на письме, или самому мне на словах резолюцию. А буде того не учинишь, то я с тобою как со злодеем поступлю».

Царевич отвечал: «Иду в монахи».

Петр из Копенгагена шлет ему приказ выезжать на войну или же постригаться.

Алексей заподозрил неладное, он был уверен, что зовут его не учиться военному искусству, а желая извести. Он жаловался графу Шонборну: «За год перед сим отец принуждал меня отказаться от престола и жить частным человеком, или постричься в монахи; а в последнее время курьер привез повеление — либо ехать к отцу, либо заключиться в монастырь: исполнить первое значило погубить себя озлоблением и пьянством; исполнить второе — потерять тело и душу».