Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века
Шрифт:
И до сих пор царь-колокол превосходит по весу все колокола мира.
Немало велось по стране разговоров о колоколе. Появилось множество самых разнообразных проектов его поднятия, иногда дельных и остроумных, чаще нелепых или наивных. Шамшуренков в разговоры не вмешивался, но думал об этом деле много и в конце концов придумал свой «снаряд», о котором и решил довести до сведения властей.
Объяснения, записанные нижегородским дьяком со слов Шамшуренкова, были направлены в Петербург, в Военную коллегию, для изучения. Коллегия признала «оный снаряд к назначению пригодным» и вызвала Шамшуренкова в Москву.
В январе 1737
Но в мае того же года в Кремле произошел очередной большой пожар. Огонь охватил леса и подмостки, окружавшие колокол, он упал, и при падении от него отвалился огромный кусок.
Поднимать его на колокольню было уже незачем. Он пролежал в яме почти сто лет. В 1831 г. Николай I велел вынуть его из земли и поставить на гранитный пьедестал.
Шамшуренков же вернулся домой. Там вступил в споры с воеводой, жаловался на него в столицу. Воевода засадил его в острог. Здесь Шамшуренков просидел много лет и сидел бы, вероятно, без конца, если бы не его изобретательский талант.
Из тюрьмы в 1741 г. он подал в нижегородскую губернскую канцелярию заявление «о сделании коляски самобеглой», где говорилось: «И такую коляску сделать могу доподлинно, так что она будет бегать без лошадей, только правима будет через инструменты двумя человеками, стоящими на той же коляске, кроме сидящих в ней праздных людей, а бегать будет хотя через какое дальнее расстояние, и не только по ровному местоположению, но и к горе, буде где не весьма крутое место. А та-де коляска может сделана быть, конечно, через три месяца со всем совершенством, и для апробации на сделание первой такой коляски потребно из казны денег не более тридцати рублев, только б опеределено было помогать слесарным и кузнечным и прочих художеств мастерам, которые будут делать по данным мною моделям и за моим присмотром стальные и железные инструменты и всякие надлежащие материалы...»
Шамшуренков понимал, что ему могут не поверить, и ссылался на выданный когда-то документ, свидетельствующий о признании способа подъема колокола. Предлагал, если самобеглая коляска не получится, предать его смертной казни.
Прошло несколько месяцев. Шамшуренкова вызвали к следователю, но вместо ответа на свое прошение он получил сообщение о возбуждении против него обвинения «в помарании титла царского».
Шамшуренков был поражен.
Дело том, что он был неграмотен, и заявление об изобретениии коляски с его слов было написано другим арестантом-сокамерником и переписано набело племянником Шамшуренкова. Кто же мог «помарать» бумагу?
Вскоре, однако, выяснилось, что племянник, переписывая в заголовке титул императрицы, перечеркнул его в черновике. Этот черновик недоброжелательные соседи передали начальству.
Только в 1742 г. дело «о помарании титула» прекратили, виду того, что племянник «учинил то от неисправного писания крестьянской своей простотою, а умыслу никакого к тому не было».
Шамшуренков же оставался в тюрьме.
Так прошло четырнадцать лет.
Через девять лет после подачи им заявления Московская сенатская контора обратилась наконец в Петербург с запросом, «не повелено ль будет показанную куриозную коляску реченному крестьянину Шамшуренкову для апробации делать и на нее предъявленную сумму из казны денег употребить».
В 1752 г. пришел указ прислать Шамшуренкова в Петербург.
Ему отвели квартиру при Канцелярии строений, дали помощников,
«Смотрение» офицера было, конечно, излишним: изобретатель, поставивший всю свою судьбу в зависимость от успеха коляски, работал и день и ночь. Дело шло быстро, так как Шамшуренков, в сущности, только доводил до конца те свои опыты, которые делал дома до тюрьмы.
В начале ноября 1752 г. коляска была готова. Ее отправили в Сенат, а самому изобретателю разрешили вернуться на родину, наградив его 50 рублями, что было по тем временам изрядной суммой.
Изобретатель воспрянул духом и обратился в Сенат с новым предложением «сделать сани, которые будут ездить без лошадей зимою, а для пробы могут ходить и летом с нуждою».
Для своей самобеглой коляски он предлагал сделать часы — счетчик пройденного расстояния, укрепляемые на задней оси коляски. Эти часы, по уверению изобретателя, должны были вести счет до тысячи верст, причем «на всякой версте будет бить колокольчик».
Усовершенствованная коляска заинтересовала царицу Елизавету Петровну, и Сенату было приказано запросить изобретателя о стоимости работы и материалов. Шамшуренков немедленно ответил через канцелярию воеводы, что сани обойдутся в 50 рублей, а часы — в 80.
К сожалению, в архивах не сохранилось описание коляски и чертежей ее. Но, судя по переписке, Шамшуренков обладал чрезвычайно острой изобретательской мыслью и конструкция его коляски была оригинальной.
Этот выдающийся конструктор и техник до конца своей жизни, оборвавшейся неизвестно когда, выступал с самыми разными проектами.
Последние из его проектов, о которых дошли до нас сведения, носили грандиозный характер.
Он предлагал «подвести Волгу к Москве», а затем проложить «подземную колесную дорогу».
Как приводилась в движение «самобеглая коляска» Шамшуренкова, мы не знаем. Важно, что к тому времени, когда человечество получило в свое распоряжение движущую силу огня и пара, вопрос о самодвижущемся, в полном смысле слова, экипаже был принципиально решен, и конструкторам оставалось только поставить на «самобеглую коляску» механический двигатель.
Нижегородский изобретатель-самоучка Иван Кулибин по велению императрицы Екатерины II был переведен на работу в Академию наук. По своим обязанностям он должен был «иметь главное смотрение над механическими и оптическими мастерскими, чтобы все работы с успехом и порядочно производимы были, и делать нескрытное показание академическим художникам во всем том, в чем он сам искусен».
Однако к этим обязанностям присоединились и другие, состоявшие в исполнении капризов императрицы, главным образом по устройству придворных развлечений. Кулибин и здесь проявил свою изобретательность. Он осветил при помощи обыкновенных зеркал темные проходы Царскосельского дворца, установил огромное зажигательное стекло в саду, оптический телеграф, сконструировал трехколесную самоходную коляску, поставил зеркальные фонари, увеличившие в тысячу раз свет одной свечи, соорудил «подъемное кресло» вроде нынешнего лифта для тучной императрицы. О разнообразии и красоте делавшихся им ракет и фейерверков нечего и говорить.