Шрифт:
Один
Ужасная выдалась ночь. Едва он уснул, как над самым ухом будто из пушки выстрелили – грохот такой, что мертвого поднимет. Чертыхаясь, он сел на кровати. Теперь не заснешь, понятное дело, не стоит и пытаться.
Он встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Гром гремел почти не переставая, небо затянули свинцовые тучи, а зловещие молнии, как гигантские вздыбленные кони, скакали по небу, потряхивая ослепительной гривой. Штормовые волны захлестывали пляж, вода подобралась к
Он пошел на кухню, поставил кофе и сел в ожидании. Память услужливо прокрутила перед мысленным взором недавний сон. Это началось у него несколько лет назад. Вот уж наказание господне – помнить все, что тебе снится! Счастливчики те, кто забывает сны, стоит лишь открыть глаза: ни хороших, ни плохих снов – ничего у них в голове не остается. Чем он хуже? За что такое мучение?! А главное – он видит не просто сны, а нечто с намеком на реальность, отчего в голове у него постоянно роятся вопросы, ответа на которые он не находит. И все это сильно раздражает и нервирует.
Накануне вечером он лег спать в хорошем расположении духа. Уже неделя, как в комиссариате была тишь да гладь, и он раздумывал, не воспользоваться ли случаем, чтобы сделать Ливии сюрприз, нагрянув к ней в Боккадассе. Выключив свет, он растянулся на кровати и почти сразу уснул. И увидел этот сон…
– Катарелла, съезжу-ка я в Боккадассе, – сказал он, входя в комиссариат.
– И я с вами!
– Нет, ты – нет.
– Почему?
– Потому.
Тут вмешался Фацио:
– Извините, комиссар, но вы тоже не сможете поехать в Боккадассе.
– Почему?
Интересно, куда это он гнет?
– Вы что, забыли?
– Что именно?
– Вы умерли вчера утром. В семь пятнадцать, если быть точным… – И вынул из кармана носовой платок, промокнуть глаза. – Монтальбано Сальво, урожденный…
– Слушай, давай без паспортных данных. Правда, что ли, умер? И как это случилось?
– Инсульт.
– Где?
– Прямо на рабочем месте.
– А подробнее?
– Вы разговаривали по телефону с господином начальником, – уточнил Катарелла.
Значит, этот сукин сын Бонетти-Альдериги довел-таки его до ручки…
– Если хотите, можете взглянуть… – предложил Фацио. – Прощание состоится в вашем кабинете.
На его письменном столе, расчищенном от бумаг, возвышался открытый гроб. Заглянул. На покойника вообще-то не похож, однако в гробу лежал именно он, Монтальбано.
– Ливии уже сообщили?
– Да. – Мими Ауджелло, отвечая, крепко его обнял, не сдерживая рыданий: – Прими мои соболезнования.
– Соболезнуем, – подхватил нестройный хор голосов.
Это были начальник полиции Бонетти-Альдериги, его секретарь, доктор Паскуано, Якомуцци, Бурджо и два могильщика.
– Сердечно благодарю, – ответил им Монтальбано. – Как я умер? – поинтересовался он у подошедшего доктора.
Паскуано
– Он и мертвый действует мне на нервы! Ждите результатов вскрытия.
– Может, хотя бы намекнете?
– По всей вероятности, инсульт, правда… тут кое-что не сходится…
– Ну уж нет! – вмешался начальник полиции. – Комиссар Монтальбано не может расследовать собственное убийство!
– Почему?
– Так не пойдет. Слишком велика личная заинтересованность. И потом, такое не предусмотрено законом. Расследование я поручил новому оперуполномоченному.
Тут Монтальбано пришла в голову одна мысль.
– Ливия когда приедет? – отозвал он в сторону Мими.
– Она сказала, что… – Мими замялся.
– Ну?
Мими разглядывал носки своих ботинок.
– Она еще не определилась.
– В каком смысле?
– Она не уверена, что успеет на похороны.
Взбешенный Монтальбано вышел во двор. Там уже стояло множество венков и катафалк, готовый сопроводить его в последний путь. Он вытащил телефон:
– Алло, Ливия? Это Сальво.
– Привет, ты как? Ах, прости, я забыла…
– С чего это ты не уверена, что успеешь…
– Послушай, Сальво, если бы ты был жив, я бы постаралась оставаться с тобой. Возможно, даже вышла бы за тебя замуж. В конце концов, что еще остается в моем возрасте, учитывая потраченные на тебя годы? Но поскольку мне вдруг представился такой шанс… Надеюсь, ты меня понимаешь…
Он выключил телефон и вернулся в кабинет. Гроб уже накрыли крышкой, и кортеж двинулся к выходу.
– Вы идете? – спросил его Бонетти-Альдериги.
– Ну конечно, – ответил он.
Но едва они вышли во двор, как один из тех, кто нес гроб, споткнулся и упал, а гроб ударился о землю со страшным грохотом, от которого Монтальбано и проснулся.
Уснуть он уже не смог, и в голове роились нелепые мысли. Одна из них особенно досаждала. Когда Ливия сказала про шанс, интересно, что она имела в виду? Похоже, его смерть представлялась ей своего рода освобождением. Тогда напрашивался следующий вопрос: отражают ли подобные сны реальность? Ибо в таком случае реальность выглядела неприглядно.
Конечно, Ливия сыта по горло, если не по самую макушку, с этим не поспоришь. Но почему совесть просыпается в нем именно тогда, когда тело должно спать, лишая его сна и отдыха? Значит, решил он, Ливия не захотела приехать на его похороны по уважительной причине. И в реальности это не предвещало ничего хорошего.
Выйдя из дома, Монтальбано увидел, что море подступило к самой веранде, чего прежде никогда не случалось. Пляжа не было, сплошная толща воды.
Минут пятнадцать отборных ругательств, и проклятый мотор наконец завелся. Комиссар и без того был взвинчен, а тут еще это.