Возрождение

Лисина Александра

Мог. Наверное. От одного воспоминания о той ярости бросает в дрожь, а тогда... находясь в каком-то ослеплении... стоя буквально в шаге от непоправимой глупости...

У него вырывается непроизвольный вздох.

– Бел, я...

– Неужели ты так плохо меня знаешь?
– беззвучно шепчет она, ласково касаясь губами его щеки.
– Неужели не видишь разницы между тем, когда я прикидываюсь и сержусь по-настоящему? Что с тобой творится, родной? Откуда вдруг эта злость? И почему ты смотришь сейчас так, как будто и правда виноват? Ведь я ни в чем тебя не обвиняю.

Он

снова вздрагивает, готовый провалиться сквозь землю, но она не дает ему времени опомниться: нежно целует, бережно гладя его роскошную гриву. Доверчиво прижимается всем телом, заставляя его немедленно ответить. Льнет, как тонкий стебелек к могучему дереву. Охотно позволяет себя обхватить и притянуть вплотную. А потом снова тихо шепчет - так, чтобы он услышал, но чтобы не подумал остановиться:

– Это ты меня прости, родной. Кажется, с нами обоими происходит что-то странное. Но даже если и так, то не надо за меня бояться или думать, что я когда-нибудь оставлю тебя по своей воле. Это невозможно, понимаешь? Я люблю тебя. Я принадлежу тебе: и телом, и душой. Навсегда. Я поклялась. А Гончие... ты же знаешь... никогда не нарушают своего слова.

Он только прижимает ее крепче, облегченно сознавая, что едва не совершил самую нелепую ошибку в своей жизни, но потом забывает обо всем и, не удержавшись, все-таки отпускает на волю рвущийся с цепей Огонь...

Неожиданно наступившее утро застало его в собственной комнате - вольготно разметавшегося по смятой постели, растрепанного, взъерошенного, но с почти забытой улыбкой на умиротворенном лице.

Любит... она по-прежнему любит и все прощает!

Таррэн расслабленно потянулся, словно вырвавшийся на свободу дикий кот. Глубоко вдохнул, зарывшись пальцами в нежный шелк простыней, затем потянулся снова и прижался щекой к прохладной ткани, все еще не желая возвращаться из сладких объятий дивного сна.

– ...Спи, ненасытный, - с тихим смехом попрощалась с ним ночь.
– Спи и не вздумай больше бродить, как старый призрак, на пару со своими мечами. Узнаю - накажу.

– Не уходи, Бел...

– Я вернусь, - ласково улыбнулась она.
– Днем я буду вам только мешать, ты был прав: Белик сильно замедляет процесс переговоров. Но вести себя иначе с чужаками я не могу, а затягивать это дело надолго... думаю, Совет и без меня отлично справится. Так что я пока побуду в сторонке. А когда этот нелепый Договор будет подписан, вернусь. Обещаю...

Все еще блаженствуя, Таррэн медленно открыл глаза, собираясь нежиться ровно столько, сколько того захочет его любимая пара. Какое-то время невидяще смотрел перед собой, блаженно вдыхая ароматы родного дома. Но потом вдруг подметил нечто странное и озадаченно уставился на высокий потолок, где между обычными зелеными ветвями возбужденно подрагивали подозрительно знакомые серебристые листочки. Ясеневые. Белоснежные. Совершенно невозможные здесь, вдали от Родового Ясеня, но отлично узнаваемые.

Те самые листья, которых еще вчера и в помине не было.

Пару минут он ошарашено таращился на потолок, силясь представить себе скорость, с которой его Родовое Дерево заполняло собой чужой Дворец. Затем озадаченно протянул руку. Изумленно уставился на послушно спустившийся сверху росточек, от которого он мог не только пополнить резерв, но и отдать ему излишки. А потом тихо выдохнул и резко сел.

– Темная Бездна... Бел, ты это видела?!

Однако никто ему не ответил.

Таррэн быстро обернулся, выискивая на постели знакомую каштановую макушку, но неожиданно не нашел и непонимающе нахмурился. Он быстро обшарил глазами всю спальню,

с замершим сердцем подметил пустующий крюк, на котором всегда висели ее ножны. Пустой табурет, где не было ее одежды. Несмятую подушку, на которой не виднелось ни единого волоса. Расправленное одеяло, идеально заправленные простыни. Торопливо наклонился, пытаясь уловить ее запах и убедиться, что вчерашний сон был на самом деле...

Но запаха почему-то не было. И Белки не было тоже. Только в груди что-то вдруг болезненно сжалось, да в горле поселился невесть откуда взявшийся комок.

Таррэн поспешно поднялся и беспокойно оглядел комнату еще раз, но зрение его не обмануло: она была совершенно пуста. Затем, все еще не желая отказываться от иллюзий, тяготящийся дурными предчувствиями эльф вышел в смежную комнату, тщательно обшарил все углы, обошел все стены, придирчиво прощупал потолок, низко припал к полу, словно дикий зверь, настойчиво выискивающий след желанной добычи... и снова пусто. Никаким медом не пахло. И ей не пахло тоже. Совсем.

У него нехорошо заныло в груди.

Неужели просто сон?! Неужели всего лишь мечта?! Неужели ее здесь не было, а все, что он слышал - лишь игра истерзанного сомнениями разума? Взбунтовавшегося против неприглядной правды воображения? Нет... не может быть... так не должно быть... Белка!

Он устало опустился на единственную уцелевшую после вчерашних подвигов Элиара кушетку и уронил голову на скрещенные руки.

– Ох, Бел...

На душе стало так пусто, что хоть вешайся. Недавняя радость мгновенно испарилась, будто ее и не было. От уютной неги, в которой он так неоправданно долго нежился целых пять минут, не осталось и следа. Хотелось задрать голову кверху, крепко зажмуриться и громко завыть от такого предательства. Хотя бы на луну, если бы она была сейчас на небе. Или на коварное солнце, которое посмело взойти, забрав с собой крохотную надежду на то, что все еще можно изменить.

Таррэн сгорбился, обхватив виски сильными пальцами, и глухо застонал. А потом вдруг подметил нечто необычное на ковре возле самой двери, нахмурился, машинально протянул руку, желая рассмотреть поближе. Как дома. Совсем как дома, где не надо было задумываться о том или ином действии: Лабиринт охотно и немедленно исполнял все его желания. Порой даже те, о которых он еще даже не подозревал.

Эльф почти не удивился, когда в ответ на его жест трава у невысокого порожка сама собой приподнялась, вздыбилась, будто живое существо, и вернулась обратно высокой волной. Послушно преподнеся загрустившему Хозяину то, в чем он сейчас так нуждался - три аккуратно разломанных пополам ореховых скорлупки, на которых чьей-то твердой рукой было небрежно нацарапано по-эльфийски:

"Не обольщайся: это просто сон!"

Таррэн мгновение ошарашено разглядывал неожиданный подарок, не смея снова поверить. Но потом его ноздри дрогнули, почувствовав тончайший аромат, который он так долго искал. На сердце разом потеплело. Холодная сосулька, едва образовавшаяся в груди, тут же растаяла. Красивое лицо расслабилось, а губы сами собой расползлись в счастливой улыбке.

– Бел...

Освободившись от ноши, живой пол смиренно занял прежнее положение, перестав топорщиться зелеными колючками. Густая трава умиротворенно улеглась у дверей роскошным ковром и тихонько зашелестела, постепенно восстанавливая оставшуюся после визита Элиара проплешину. Одновременно с ней дрогнули и принялись стремительно меняться стены, закрываясь тонкими шелками ЕЕ любимых зеленых тонов. Откуда ни возьмись (кажется, прямо из воздуха?) сплелась и аккуратно встала на свое место восстановленная мебель. Под потолком радостно мигнули сразу с десяток магических огоньков, насыщаясь струящейся из замершего в блаженном осознании эльфа магией. В воздухе резко пахнуло грозой. Сразу стало легче дышать. Бессмертное сердце заколотилось с новой силой, а приютившийся на безымянном пальце перстень от нежного прикосновения немедленно потеплел и игриво подмигнул.