Возрождение
Шрифт:
Если человек знает дело, предан делу, если добивается общего блага, то надо его поддержать. Тут цель одна: поправить, скорректировать, воспитать работника, а не сломить. Главное, раскрыть и использовать для дела его хорошие стороны.
Вопрос о критике и самокритике настолько серьезен, что я считаю полезным специально остановиться на нем.
Не случайно в нашей новой Конституции, в статье 49, записано, что каждый гражданин СССР имеет право вносить в государственные органы и общественные организации предложения об улучшении их деятельности, критиковать недостатки в работе.
Эту статью Основного Закона считаю принципиально важной. Если сегодня мы добиваемся высокой, я бы сказал, высочайшей организованности, хотим укрепить дисциплину на всех уровнях – дисциплину трудовую, дисциплину технологическую, дисциплину плановую, – то нам необходим заинтересованный, пристальный, критический взгляд на состояние дел. Он поможет обеспечить необходимый для этого общественно-политический климат. Климат, который рождал бы стремление работать эффективнее, производительнее, лучше, создавал обстановку нетерпимости к прогульщикам и лодырям, к каждому факту халатности и бесхозяйственности, очковтирательству и припискам.
Оградить руководителя от критики – значит его погубить. Тот, кто перестает воспринимать критику, потерян для дела. Если поднять сейчас стенограммы пленумов, конференций, активов тех лет, о которых здесь ведется рассказ, то вы не найдете такой, где бы не было критики. Она была у нас и деловой, и убедительной, и конструктивной. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров.
Вот короткий диалог, который произошел в 1947 году на XVI пленуме Запорожского обкома КП(б)У. В прениях выступал А. М. Жалило, секретарь партийной организации завода имени Кирова, и позволил себе такой пассаж, что пришлось мне вмешаться.
«Тов. Жалило: …К сожалению, есть на нашем заводе и другие товарищи, которые слишком много критикуют. Вот, например, начальник механического отдела тов. Зайцев…
Тов. Брежнев: А вы что, зажимаете?
Тов. Жалило: Нет. Но им тоже надо самокритичными быть.
Тов. Брежнев: Значит, вы хотите, чтобы, только себя критиковали, а если вас, то нельзя. (Шум в зале.)
Тов. Жалило: Критика и самокритика безусловно хорошее дело, но нельзя критиковать для подрыва авторитета руководства.
Тов. Брежнев: Немножко все-таки неясно, туманно как-то…
Тов. Жалило: Я говорю, что некоторые товарищи недостаточно понимают партийную дисциплину и партийную этику. Нужно самому работать, а не разводить склоку.
Тов. Брежнев: Ну, если завелись склочники, стоит ли на пленуме об этом говорить? Всюду есть склочники, а на вашем заводе тем более они обязательно есть. (Смех в зале.)
Тов. Жалило: Да, исключительно узкое место у нас на заводе.
Тов. Брежнев: Насколько я понял, самое узкое место на вашем заводе – это критика. Бояться ее нечего, потому что она предполагает и уважение к человеку!»
К зажимщикам критики отношение у обкома было вполне определенное, и выражалось оно без обиняков, не взирая на лица. С другой стороны, читая эти стенограммы, увидел: довольно часто, критикуя с трибуны человека, здесь же подчеркивал, считал нужным добавить, что как работника его ценю. Сказать об этом иногда
В Днепропетровске крупнейшим промышленным районом был Ленинский, а первым секретарем райкома был в нем Георгий Петрович Куцов. Инженер-металлург с Петровки, работал он энергично, дельно, но на одном из пленумов городского комитета партии, где он выступил с отчетом, мне пришлось резко его покритиковать.
– Хочу остановиться на докладе товарища Куцова. Я не хотел бы вас обидеть, товарищ Куцов, но не могу не высказать свое мнение на пленуме горкома. Считаю, что доклад был безобидный. Он же никого абсолютно не затронул, не вскрыл недостатков в работе райкома партии, ни одного директора завода или секретаря парторганизации вы не назвали, а все внимание сосредоточили на красных уголках. Я не представляю, как можно было с этим выступать. Если меня вызывают на пленум ЦК – пусть по вопросу промышленности, или сельского хозяйства, или партийно-массовой работы,– то я трачу несколько дней, чтобы как можно глубже осмыслить положение дел в городе и области. Центральный Комитет интересуется, как оценивает бюро обкома положение дел на месте. А у нас даже такой проверенный, дельный работник, как товарищ Куцов, секретарь райкома в крупнейшем заводском районе, приходит на пленум городского комитета партии, не считая необходимым как следует подготовиться.
Как это нередко бывает в таких случаях, Куцов стоял во время перерыва особняком, вид у него был невеселый, лицо хмурое, и, заметив это, я к нему подошел:
– Здорово я тебе выдал?
– Да уж… Никому не пожелаю.
– Но ведь и поддержал!
Не помню, о чем еще говорили с ним, но тут важно было дать понять людям, что отношения у нас не переменились: да, была критика достаточно острая, но вот стоим, дружески беседуем – как были, так и остались товарищами.
10
Вспоминая свою работу в те годы, перебирая в памяти многие встречи с людьми, вижу, что ценил в них прежде всего упорство, самостоятельность мысли, компетентность, обостренное чувство нового, умение вовремя заметить и поддержать инициативу и творчество масс. Должен заметить, что и сегодня эти качества, этот, если хотите, стиль деятельности необходимы нам больше всего. Важно до конца изжить из практики хозяйственного руководства перестраховку и волокиту, ненужные обращения по малозначительным вопросам в вышестоящие инстанции, стремление уйти от ответственности, переложить ее на чужие плечи. К сожалению, приходится с этим сталкиваться.
В своей практике старался поддерживать думающих, смелых, передовых людей. Знал, что это всегда окупится сторицей. Одно время, к примеру, узким местом по всему Приднепровью была у нас футеровка доменных печей. Узнав, что огнеупорщики из бригады И. Ф. Карпачева неизменно перевыполняют нормы, я отправился к ним. Застал рабочих на дне горна домны. Сели, закурили, разговорились.
– Печи мы выкладываем разные, – начал обстоятельно Карпачев. – Мартеновские, нагревательные, прокалочные, обжигательные. Много их в промышленности, и почти все надо футеровать. Эти еще не самые сложные.