Возрождение

Воронин Дмитрий Анатольевич

— Но ведь… — брови Ника поползли вверх, — если я правильно понимаю, оковы на водное создание не подействуют?

— Лёд, друг мой, скуёт кого угодно. Другое дело, что там, где ты простоишь в ледяном плену дня три, ламия освободится через пару десятков ударов сердца, не позднее. Но нам, в данный момент, только это и нужно. Твоя задача — за эти мгновения замотать её в сеть как можно плотнее, чтобы шевельнуться не могла. Сеть с адамантовой нитью, её не порвёшь.

— Это ж надо, адамантовая сеть! — совершенно по-детски восхитился Ник. — А правда, что её из алмазов делают?

— Нет, что ты. Но я на самом деле точно не знаю,

как маги создают эти нити. Слышал, что используется дерево и щёлочь, чтобы получить что-то вроде нити, затем пускают в дело «драконий огонь». В общем, никогда особо не интересовался, это работа для алхимиков. А адамантовой нить называют лишь потому, что очень уж прочна [31] .

Гордон извлёк из мешка довольно объёмный свёрток. Сеть была и в самом деле знатная — лёгкая, прочная, способная выдержать не только отчаянные рывки могучей ламии, но и магический огонь. Кроме, ясное дело, «драконьего» — тот, при должном старании и умении, сожжёт всё, что угодно. Кварц — и тот кипит под его ударом.

31

На Земле эту нить называют углеродной. Учитывая химический состав и тот факт, что термин «адамант» достаточно часто обозначает алмаз, название для нити вполне обосновано.

Такая сеть стоила очень дорого, и заурядный сельский экзорцист позволить себе подобную роскошь не мог. Правда, сам Руфус был не столь уж и зауряден… если принимать во внимание его близкое знакомство с третьим магистром Ордена, уважаемым Зантором Клуммом. Тот старался друга не забывать, подбрасывая ему с оказией ту или иную вещицу, весьма полезную в многотрудной деятельности охотника на порождения Зла.

— Запомни, Ник, не успеешь её опутать сетью — нам конец. Хуже разбушевавшейся ламии… ну, я уж и не знаю. И второй раз «оковы мороза» не сработают, эта тварь водяную магию отобьёт запросто, вся надежда только на неожиданность.

— Может не стоит и начинать?

Не то, чтобы Ник откровенно трусил, но перспектива связываться с порождением Зла, которое почему-то нельзя убивать, его не радовала. О, истории о том, как доблестные рыцари выходили против этих полуженщин-полузмей с одним мечом и побеждали, можно было послушать в любом трактире. И, главное, истории не лгали. Да, рыцарь. Да, выходил. Да, с одним мечом. Правда, при этом умалчивалось, что рыцарь, как правило, был закован в тяжёлые доспехи с ног до головы.

— Стоит, непременно стоит. Слушай дальше. Если тебе рассказывали о том, что ламия не способна увидеть неподвижного человека — не верь. Способна. Другое дело, что движущегося человека она видит гораздо лучше, поэтому на затаившегося противника часто не обращает особого внимания. Я бы предпочёл, чтобы ты её развлекал, пока я буду накидывать «оковы», но, увы, не получится. Если только ты не скажешь, что в Академии стал мастером по водяной магии третьего круга.

— Я и первого-то… не очень, — признался Ник.

— Поэтому встанешь вот здесь, — Руфус для верности притопнул ногой, — и будешь изображать памятник благородному рыцарю Тувору Ловкому, который, как известно, прославился поимкой трёх ламий живьём. Четвертая, кстати, его сожрала. Главное — не двигайся, дыши через раз. И будь готов накинуть сеть. Двадцать ударов сердца, не больше. Вероятно — меньше.

— Я

понял.

Ник взял в руки сеть, поразившись лёгкости свертка, и замер.

— Да погоди, — усмехнулся экзорцист. — Думаешь, ламия под ивой притаилась? Её ещё приманить нужно, это дело небыстрое. Моховиков на болоте встретить несложно, здесь им самое раздолье, а ламии попадаются редко.

Теперь из мешка был извлечён совсем уж необычный предмет. Небольшая ярко-жёлтая коробочка, украшенная какими-то серебряными штуковинами. С одной стороны коробка выглядела гладкой, с другой к ней были приделаны диски из чёрной сетки. Руфус установил коробку на верхушку монолита и вдавил одно из серебряных украшений.

И тут же поляну заполнил звук, чистый и чарующий, заставляющий дрожать душу. Нику не раз и не сто раз приходилось слушать менестрелей, умевших не только петь, но и аккомпанировать себе на самых разных инструментах. Но ни один из них, сколь угодно великий, не сумел бы и на полшага приблизиться к совершенству этого колдовского звучания.

— Чт-то это? — заикаясь, выдавил себя Ник.

— Это музыка, мой мальчик, — вздохнул экзорцист. — Это великая музыка, созданная глухим менестрелем, жившем давным-давно на Земле. Он посвятил эту мелодию женщине, которую звали Элизой.

А музыка плыла над зелёной травой, проскальзывала меж ветвей ив, уходила всё дальше и дальше вглубь обширного болота. Нику казалось, что сейчас все — и порождения Зла, и люди (окажись они тут), и обычная живность — должны замереть и внимать волшебным звукам, боясь пропустить хотя бы самую малость.

Прошло совсем немного времени, и звуки угасли. Ник чувствовал, как к горлу подступает комок, ему до боли хотелось услышать эти звуки снова, и он уже открыл было рот, чтобы попросить наставника вернуть магию музыки, как коробочка зазвучала снова.

Это была совсем другая мелодия. Грозная и торжественная, она вдруг плавно перетекала в щемяще-нежную, а затем снова взрывалась мощными аккордами.

— Это одно из последних произведений того глухого менестреля, — подал голос экзорцист. — «Девятая симфония», так называют эту музыку.

— Велика та страна, в которой есть такие менестрели, — прошептал Николаус. — Я никогда…

— Замри!

Ник послушно осёкся на полуслове и обратился в статую, продолжая с наслаждением впитывать в себя волны чарующей музыки. И, странно, куда-то пропал страх, перестали дрожать руки, хотя глаза прекрасно видели, как из узкого прохода между ивами выплывает одновременно и жуткое и красивое создание.

Женское тело от немыслимо узкой талии и выше, большие груди идеальной формы, нежная шея и странно узкое лицо, украшенное чувственными алыми губами и огромными лимонно-жёлтыми глазами. Водопад вьющихся волос, чёрных с зеленоватым оттенком, стекал по покатым плечам, опускаясь до… До той части, где прекрасные женские формы сменялись мощным змеиным телом. Надёжные пластинки чешуи, которую и не всяким ударом можно пробить, длинный, не меньше трёх метров, хвост скользил по траве. Обычно ламии передвигались именно в таком положении, казавшемся весьма неудобным — держа торс вертикально и опираясь на гибкий хвост. Но если бы потребовалось — этот хвост, свернувшись в спираль и с силой распрямившись, мог буквально выстрелить телом ламии вперёд, и многие воины поплатились жизнью, слишком понадеявшись на обманчиво-медлительные движения этого порождения Зла.