Возрождение
Шрифт:
— Я знаю, что залечу с первого раза, — прошептала она мне на ухо как-то вечером в машине на парковке, когда обстановка особенно сильно накалилась.
— Я могу купить кое-что в аптеке. Поеду в Льюистон, там меня никто не знает.
— Кэрол говорит, иногда эти штуки рвутся. У них с Кенни так было один раз, и она тряслась целый месяц. Говорит, думала, что месячные никогда не придут. Но можно делать всякое другое. Она мне рассказывала.
Всякое другое оказалось вполне ничего себе.
Я получил права в
Если мы выступали в субботу вечером, группа — вместе с подружками — к обеду подтягивалась в трейлер Цицерона на пиццу. Травки там тоже хватало, и после года отмазок я в конце концов сдался и тоже попробовал. Поначалу затягиваться было непросто, но, как многие из читателей знают по себе, со временем это становится все легче. В те дни я много не курил — самую малость, чтобы расслабиться перед концертом. Я играл лучше, когда в голове еще немного шумело после косяка, и как же мы ржали до усрачки в том старом трейлере.
Когда я сказал Цицерону, что на следующей неделе иду сдавать на права, он спросил меня, где будет проходить экзамен — в Касл-Роке или «за городом» (что означало Льюистон-Обурн). Мне выпал второй вариант, и он, узнав об этом, со знанием дела кивнул.
— Значит, будешь сдавать Джо Кафферти. Он занимается этим уже двадцать лет. Когда я был констеблем в Касл-Роке, мы с ним иногда выпивали в «Захмелевшем тигре». Это было еще до того, как городок разросся и получил собственное полицейское управление.
Было трудно представить, что Цицерон Ирвинг — седой, красноглазый, худой как щепка, обычно в хаки и майке-алкоголичке — служил в рядах правопорядка, но люди меняются; иногда они поднимаются по лестнице, иногда спускаются с нее. Спустившиеся часто находят утешение в различных веществах — вроде того, к которому Цицерон так пристрастился и которым щедро делился с друзьями сына.
— У старины Джоуи редко кто сдает с первого раза, — сказал он. — Он, похоже, вообще не верит, что это возможно.
Я об этом знал: Джо Кафферти завалил и Клер, и Энди, и Кона. Терри сдавал другому инспектору (может, офицер Кафферти в тот день приболел), и, хотя водил отлично с того самого момента, как сел за баранку, на экзамене нервничал так сильно, что зацепил задом пожарный гидрант во время параллельной парковки.
— Если хочешь получить права — запомни три вещи, — сказал Цицерон, протягивая только что скрученный косяк Полу Бушару. — Первое: держись подальше от этого дерьма, пока не сдашь вождение.
— Ясно.
На самом деле я даже почувствовал облегчение. Трава мне нравилась, но каждая затяжка напоминала об обещании, которое я дал матери и теперь нарушал, успокаивая себя тем, что по-прежнему не курил табак и сторонился выпивки.
— Второе: зови его «сэр». «Спасибо, сэр» когда садишься в машину, «спасибо, сэр» — когда выходишь. Ему это нравится. Усек?
— Усек.
— Третье и самое важное — подстригись, блядь. Джо Кафферти ненавидит хиппи.
Эта идея мне не понравилась. Рос я быстро — с тех пор, как присоединился к группе, вырос на три дюйма, но волос это не касалось. Мне потребовался год, чтобы отрастить шевелюру до плеч. Из-за этого мы часто ругались с родителями, которые говорили, что с такими волосами я похож на бомжа. Энди высказался еще прямее: «Если хочешь выглядеть, как девчонка, Джейми, почему бы сразу не надеть платье?» Нет ничего лучше, чем разумное христианское поучение, правда же?
— Да брось, если я подстригусь, то стану похож на придурка!
— Ты и так похож на придурка, — сказал Кенни, и все засмеялись. Даже Астрид (но потом положила руку мне на бедро, чтобы я не обижался).
— Ну да, — сказал Ирвинг. — Будешь похож на придурка с правами. Поли, ты собрался вечно сидеть и любоваться этим косяком или, наконец, его раскуришь?
На какое-то время я перестал курить траву. Я называл офицера Кафферти «сэром». Я сделал себе деловую стрижку, которая разбила мое сердце и наполнила радостью материнское. Когда я сдавал параллельную парковку, то коснулся бампера машины, стоявшей сзади, но офицер все равно выдал мне права.
— Я доверяю тебе, сынок, — сказал он.
— Спасибо, сэр, — ответил я. — Я вас не подведу.
Когда мне исполнилось семнадцать, родители устроили вечеринку в нашем доме, дорога перед которым теперь была заасфальтирована — прогресс не стоял на месте. Астрид, разумеется, была среди приглашенных. Она вручила мне собственноручно связанный свитер, который я сразу надел, несмотря на августовскую жару.
Мама подарила мне романы Кеннета Робертса в твердых обложках (и я их действительно прочитал). Энди — Библию, переплетенную в кожу (которую я тоже прочел, в основном ему назло), с моим именем, вытисненным золотом. На форзаце он написал цитату из Откровения, 3: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему». Содержавшийся в ней намек на то, что я Отдалился От Церкви, имел под собой определенные основания.
Клер, которой исполнилось двадцать пять лет и которая теперь преподавала в школе в Нью-Гэмпшире, подарила мне шикарную куртку. Кон, скуповатый, как всегда, преподнес шесть наборов гитарных струн. По крайней мере, не самых дешевых.
Мама внесла торт, и все затянули традиционную песню. Если бы там присутствовал Норм со своим рок-н-ролльным голосом, он скорей всего задул бы им свечи. Но его не было, и их задул я сам. Пока мама раздавала угощение, я вдруг сообразил, что ничего не получил от папы и Терри — даже хипповского галстука они мне не подарили.