Возрождение
Шрифт:
После торта и мороженого (клуб-ван-шок, разумеется) я заметил, как Терри с папой переглянулись. Папа посмотрел на маму, и она нервно полуулыбнулась в ответ. Только сейчас я задним числом вспоминаю, как часто видел на ее лице эту нервную улыбку, когда ее дети один за другим оперялись и уходили в большой мир.
— Пойдем-ка в амбар, Джейми, — сказал отец, вставая. — Мы с Терренсом кое-что для тебя приготовили.
«Кое-что» оказалось «Фордом-Галакси» 1966 года. Он был чистенький, лакированный и сверкал, как лунный свет на снегу.
— О Боже, — пролепетал я, и все засмеялись.
—
— Покрышки новые, — сказал папа, указывая на них. — Ничего особенного, даже без белого канта, зато не подержанные. Нравится, сын?
Я его обнял. Я обнял их обоих.
— Только обещай нам с мамой, что никогда не сядешь за руль даже после одной рюмки. Не хочется мне, чтобы когда-нибудь мы с ней взглянули друг другу в глаза с мыслью: «Наш сын или кто-то другой пострадал из-за нашего подарка».
— Обещаю, — сказал я.
Астрид — чей косяк я добью, отвозя ее домой в своей новой машине, — сжала мою руку.
— А я прослежу, чтобы он сдержал слово.
После второго рейса к пруду Гарри (пришлось съездить дважды, чтобы развезти всех по домам) история повторилась. Я почувствовал, что меня дергают за рукав. Это была Клер. Она увлекла меня в прихожую, как в тот день, когда преподобный Джейкобс вернул Конни голос своим электрическим нейростимулятором.
— Мама хочет, чтобы ты еще кое-что пообещал, — сказала она, — но стесняется попросить об этом сама. Я обещала ей это сделать.
Я ждал.
— Астрид хорошая девочка, — продолжала Клер. — Она курит — от нее пахнет табаком, но это не значит, что она плохая. И у этой девочки хороший вкус. Иначе она не встречалась бы с тобой три года.
Я ждал.
— Она к тому же умница. И обязательно поступит в колледж. Так что обещай мне, Джейми, что не заделаешь ей ребенка на заднем сиденье этой машины. Обещаешь?
Я чуть было не улыбнулся. Эта улыбка была бы наполовину иронической, наполовину — болезненной. В последние два года у нас с Астрид было кодовое слово: «переменка». Оно означало взаимную мастурбацию. Я еще несколько раз заговаривал о презервативах и даже приобрел тройную упаковку «троянцев» (один хранился у меня в бумажнике, два — в тайнике под половицей у меня в комнате), но она была уверена, что при первой же попытке презерватив порвется или протечет. Так что… переменка.
— Сердишься на меня, да? — спросила Клер.
— Нет, — ответил я. — На тебя — никогда, Клер-Эклер.
Это была правда. Мой гнев сберегался для того чудовища, за которого она вскоре выйдет замуж, и этот гнев так никогда и не прошел.
Я обнял ее и пообещал не делать Астрид ребенка. Это обещание я выполнил, хотя пару раз был близок к его нарушению еще до того дня в хижине на Скайтопе.
В те годы мне иногда снился Чарльз Джейкобс (во сне он выкапывал пальцами пещеры в моей понарошной горе; произносил Ужасную проповедь, а голову его, словно электрическая диадема, венчало синее пламя), но сознательно я о нем не вспоминал
Школа кончилась. У «Хромовых роз» на все лето были расписаны концерты (включая и парочку баров, на что родители скрепя сердце дали мне письменное разрешение). Днем же, как и в прошлом году, я собирался работать на ферме Марстелларов. Да, у «Топлива Мортона» дела шли отлично, и родители могли заплатить за мое обучение в Мэнском университете, но ожидалось, что я тоже внесу свою лепту. Поскольку до фермы оставалась еще целая неделя, мы с Астрид много времени проводили вместе. Иногда шли ко мне домой, иногда – к ней. Вечерами мы колесили по проселочным дорогам на моем «Галакси». Парковались в каком-нибудь укромном местечке и устраивали… переменку.
В тот день мы были в заброшенном песчаном карьере на Девятом шоссе, передавая друг другу косяк с не шибко качественной местной травкой. Стояла духота, на западе сгущались грозовые тучи. Прогремел гром, и, наверное, ударила молния: я ее не увидел, но радио на приборной панели кашлянуло статикой, которая заглушила песню «Курим в туалете» (в тот год «Розы» исполняли ее на каждом выступлении).
Именно тогда в мою голову вернулся незваным гостем преподобный Джейкобс, и я завел машину.
— Давай, бычкуй, — сказал я. – Поедем прокатимся.
— Куда?
— В место, о котором мне рассказали много лет назад. Если оно еще там.
Астрид положила окурок в коробочку из-под «Сакретс» и засунула ее под сиденье. Проехав пару миль по Девятому шоссе, мы свернули на Козью гору. Деревья там плотно обступали дорогу, а солнце к тому времени уже скрылось за тучами.
— Если ты в загородный клуб, то нас туда не пустят, — сказала Астрид. – Предки отказались от своего абонемента. Сказали, что придется экономить, иначе колледж в Бостоне мне не светит. – Она сморщила носик.
— Нет, не в клуб, — ответил я.
Мы проехали Лонгмедоу, где когда-то БЮМ проводило ежегодные пикники. Тревожно поглядывая на небо, народ подхватывал одеяла и кулеры и разбегался по машинам. Гром грохотал, словно небесный товарняк, и я увидел, как где-то на другой стороне Скайтопа ударила молния. Меня охватило возбуждение. «Прекрасное зрелище, — сказал Чарльз Джейкобс в день нашего прощания. – Прекрасное и пугающее».
Мы проехали знак «Клуб «Козья гора» – 1 миля. Пожалуйста, приготовьте абонементы».
— Джейми…
— Тут где-то должен быть поворот на Скайтоп, — сказал я. – Может, уже и нет, но…
Поворот никуда не делся, как и гравийное покрытие. Повернул я немного быстрее, чем следовало, отчего «Галакси» пару раз вильнул задом.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала Астрид. Судя по голосу, она не боялась нашей поездки навстречу грозе. В нем слышалось любопытство и легкое волнение.
— Я тоже надеюсь.
Подъем становился все круче. «Галакси» изредка повиливал на гравии, но по большей части держался молодцом. Две с половиной мили спустя деревья расступились, и мы выехали на Скайтоп. Затаив дыхание, Астрид подалась вперед. Я ударил по тормозам, и машина с хрустом остановилась.