Возрождение
Шрифт:
Шумного разрыва у нас не было. Мы просто разошлись, и если кто-то стоял за этим постепенным увяданием отношений, так это Делия Содерберг, милая, тишайшая мама Астрид, неизменно любезная, но всякий раз смотревшая на меня так, как продавец смотрит на подозрительную двадцатидолларовую купюру. «Может, с ней все и нормально, — думает продавец, — но что-то тут малость не так». Если бы Астрид забеременела, мои предположения о нашем будущем могли бы оказаться верными. Какого черта, мы могли бы стать образцовой семьей: трое карапузов, гараж на две машины, бассейн на заднем дворе и все такое. Но я в этом сомневаюсь. Думаю, постоянные выступления — и девушки, которые вечно трутся около рок-групп, —
Обошелся без сцен и разрыв с «Хромовыми розами». Когда я в первый раз приехал из университета на уик-энд, мы играли в Доме ветеранов в пятницу и в пабе «У Скутера» — на следующий день. Звучали мы как никогда здорово, а гонорар за выступление составлял уже сто пятьдесят долларов. Помню, как спел в тот раз главную партию «Вильни кормой» и запилил матерое соло на губной гармошке.
Но когда я вернулся домой на День благодарения, то обнаружил, что Норм нанял нового ритм-гитариста и сменил название группы на «Рыцари Норманна».
— Прости, мужик, — сказал он, пожимая плечами. — Было столько приглашений, а втроем мы работать не можем. Ударные, бас и две гитары — вот что такое рок-н-ролл.
— Все нормально, — сказал я. — Переживу.
И пережил, потому что он был прав. Или почти прав: ударные, бас, две гитары и все в тональности ми-мажор.
— Мы завтра играем в Уинтропе, в «Шелудивом пони», не хочешь присоединиться? Приглашенный артист или типа того. Что скажешь?
— Я пас. — Я слышал их нового гитариста. Он был моложе меня и уже играл лучше — выдавал такие чокнутые штуки, что будь здоров. Кроме того, это значило, что я могу провести субботнюю ночь с Астрид. Подозреваю, что в то время Астрид уже встречалась с другими парнями — слишком красивая, чтобы сидеть одной, — но она была осмотрительна. И любила меня. Хороший выдался День благодарения. И я не скучал по «Хромовым розам» (или «Рыцарям Норманна» — название, под которым мне никогда не пришлось выступать, и слава богу).
Ну… вы понимаете.
Почти не скучал.
Как-то перед рождественскими каникулами я заглянул в «Берлогу» — забегаловку в кампусе Мэнского университета — за гамбургером с колой. На обратном пути остановился перед доской объявлений. Среди множества предложений о продаже подержанных учебников и машин, а также поиске попутчиков я заметил вот что:
«ХОРОШАЯ НОВОСТЬ! Группа «Камберленд» возрождается! ПЛОХАЯ НОВОСТЬ! У нас нет ритм-гитариста! Мы играем каверы И ГОРДИМСЯ ЭТИМ! Если ты можешь играть «Битлов», «Стоунзов», «Бэдфингер», «Маккоев», «Барбарианс», «Стэнделлс», «Бёрдс» и так далее, бери свою лопату и приходи в Камберленд-Холл, комн. 421. А если любишь «Эмерсон, Лейк и Палмер» или «Кровь, пот и слезы» — иди в жопу».
К тому времени у меня был ярко-красный «Гибсон SG», и в тот же день после лекций я притащил его в Камберленд-холл, где и познакомился с Джеем Педерсоном. В часы, отведенные для занятий, шуметь в общежитии запрещалось, и мы поиграли «понарошку» в его комнате. Позже в тот же вечер мы сыграли в комнате отдыха уже по-настоящему. После получасового джема я получил место в группе. Он играл намного лучше меня, но к этому мне было не привыкать: в конце концов, я начинал свою рок-н-ролльную карьеру с Нормом Ирвингом.
— Я подумываю переименовать группу в «Кочегаров», — сказал Джей. — Как тебе?
— Если у меня будет время заниматься на неделе и если вы делите
— А что, неплохо. В стиле «Дуга и его психов». Но я боюсь, нас бы тогда не стали приглашать на школьные танцы.
Он протянул мне руку, и мы совершили то самое дохлое рукопожатие.
— Добро пожаловать, Джейми. Репетиция в среду вечером. Кто не пришел — тот дурак.
Кем бы я ни был, но уж совершенно точно не дураком. Я пришел. И приходил почти двадцать лет, сменив десяток групп и объехав сотню городов. Ритм-гитарист всегда найдет работу, даже если он упоротый настолько, что стоять не может. Ты должен быть в состоянии сделать две вещи: прийти на выступление и сыграть аккорд Е.
Проблемы начались, когда я перестал приходить.
5
ЗЫБКОЕ ТЕЧЕНИЕ ВРЕМЕНИ. МОЛНИЕНОСНЫЕ ПОРТРЕТЫ. НАРКОТА.
Когда я закончил университет (на итоговых экзаменах не хватило самой малости, чтобы войти в список лучших выпускников), мне было двадцать два. Когда я снова встретил Чарльза Джейкобса, мне было тридцать шесть. Он казался моложе своих лет — возможно, потому, что когда я видел его в последний раз, он был изможден и раздавлен горем. Я же к девяносто второму году выглядел гораздо старше своего возраста.
Мне всегда нравилось кино. В восьмидесятых я пересмотрел великое множество фильмов — чаще всего в одиночестве. Иногда засыпал по ходу (например, на «Смертельном влечении» — вот уж действительно редкостная тягомотина), но чаще всего досматривал до конца, обкуренный или нет — меня завораживали цвета, звуки и невероятно прекрасные девушки в откровенных нарядах. Ничего не имею против книг, сам много читал; и телевизор — отличный вариант, когда нужно переждать дождь в номере мотеля, но для Джейми Мортона ничто не могло сравниться с фильмом на большом экране. Я, попкорн и большой стакан колы. Ну и, конечно же, героин. Я брал на кассе вторую соломинку, разрывал ее зубами пополам и вдыхал с ее помощью порошок с запястья. Я не кололся до девяностого или девяносто первого, но в конце концов сел на иглу. Почти все из нас садятся. Уж можете мне поверить.
Больше всего в кино мне нравилось зыбкое течение времени. Ты только что смотрел на занудного ботаника — ни друзей, ни денег, паршивые родители, — и вдруг бац, он превращается в Брэда Питта во всей красе. Единственное, что отделяет ботаника от красавца — титр «Четырнадцать лет спустя».
«Подгонять время – грех», — поучала мама, когда мы были детьми и отчаянно тосковали по летним каникулам в феврале или с нетерпением ждали Хэллоуина. Может, она была права, но я не могу отделаться от мысли, что такие прыжки во времени весьма пригодились бы тем, чья жизнь не задалась — а между пришествием администрации Рейгана в 1980-м и Талской ярмаркой в 1992-м я жил очень паршиво. С провалами во времени, но безо всяких титров. Я был вынужден просыпаться каждый день, и когда случались проблемы с травой, день мог тянуться сотню часов.
Как вам такое начало: «Камберленды» становятся «Кочегарами», «Кочегары» превращаются в «Джей-тонов». Наше последнее выступление в качестве университетской группы состоялось в 1978 году и оказалось действительно грандиозным. Мы играли в Мемориальном зале университета на выпускном с восьми вечера до двух ночи. Вскоре после этого Джей Педерсон нанял популярную местную певичку, которая к тому же суперски играла и на тенор-саксофоне, и на альт-саксофоне. Ее звали Робин Шторс. Она легко влилась в группу, и к августу «Джей-тоны» уже назывались «Робин и Джеи». Мы стали одной из самых популярных групп для вечеринок в штате, от приглашений не было отбоя. Жизнь была прекрасна.