Возвеличить престол
Шрифт:
Что такое промышленный шпионаж французскому чиновнику было известно. Франция уже не одно десятилетие лелеет идею украсть венецианские секреты [в реальной истории это все-таки удалось, но чуть позже, хотя выкраденных мурановских мастеров и убили, но французы успели перенять технологии]. Так что были мысли о том, чтобы договориться с русским, дабы купить технологию, или пойти с ними на контакт, чтобы суметь выкрасть мастеров из России, раз все никак не удается это сделать с Венецией.
Наводя справки об активизации торговых отношений с Россией англичан и голландцев, де Сюлли увидел просто необычайные перспективы и преференции, которых добилась Англия от русских. В России уже
Так что получалось, что русские начинают воздействовать на планы европейских держав и, по крайней мере, нужно понять, что это за люди, чем они дышат и какие цели преследуют. А для того, под каким-нибудь предлогом отправить в Россию пару своих кораблей.
Готовился к встрече с русскими де Сюлли, но более его готовились и нервничали представители русской миссии.
— Завтра встреча, — констатировал Иохим Гумберт.
— От которой все зависит, — добавил огонька в костер нервозности Козьма Лавров.
— Может пора начать распродажу выставки? Если нас выгонят из страны, так могут и забрать все вещи, — размышлял вслух Гумберт.
— Месье Граф, — на французский манер Лавров обратился к Гумберту. — Мы рискуем, но без риска не может быть результата. Может случится так, что все вещи придется продать королю, потому распродавать следует не сейчас, а точно после встречи с де Сюлли.
Разговор шел на французском языке, на чем настоял Козьма Иванович. Дьяк Приказа Иноземных Дел просил об этом постоянно, чтобы как можно быстрее овладеть местным наречием. Лавров удивительным образом быстро учил языки. Да, когда он узнал о новом назначении, то сразу же стал практиковаться в языке с французом, еще в Москве, но успехи все равно впечатляли.
— Может еще одно из зеркал подарить де Сюлли? — спросил Лавров.
— Обойдется! — буркнул Гумберт. — Ему подарки уже отложены.
— Есть в тебе что-то… от гезов голландских, — усмехнулся Лавров.
— Нищенское происхождение? –так же в шутливой форме отвечал Гумберт.
Русский посол граф Иохим Гумберт и его заместитель, барон Козьма Лавров, не сразу сработались, были между ними если не конфликты, то недопонимания, точно. Не сразу разобрались с полномочиями, имея даже на руках пояснительную записку от государя. Все решило, как с русскими людьми это часто бывает, попойка. В ходе этого душевного мероприятия, дипломаты обматерили друг друга, при чем Гумберт покрыл Лаврова еще и на немецком, а Козьма на татарском. После Иохим свалил одним могучим ударом Лаврова в быстротечной драке. И все… родилась дружба.
Ехали друзья в Лувр, а именно там и должна была состояться встреча с главным советником короля, герцогом де Сюлли. Карета, которая своим не совсем обычным видом удивляла парижан, не раз уже использовалась русской миссией. Карета русской выделки не так давно прибыла из Англии. Вот такой получается длинный и ветвистый путь, потому как корабли из Франции не ведали русского порта в Архангельске.
— Месье Гумбегт, месье Лагров, его светлость вас ожидает, следуйте за мной, — сказал мужик с залихватскими, модными во Франции усами и козлиной бородкой, одетый в синие плундры [штаны с расширениями до середины
Формат встречи, если, конечно, встречают посла, должен был быть немного иным. Когда встречает лишь один человек, при этом он не разъясняет свой социальный статус, это в некотором роде неуважение. Но к подобному и Гумберт, и Лавров были мало восприимчивы. Вот был бы здесь Михаил Борисович Шейн, тот мог бы оскорбиться. Однако ж люди, которые считают своим долгом, прежде всего, продолжение работы, обязаны были не показывать своего неудовольствия до момента встречи с королевским советником. Иначе можно было бы просто развернуться и закончить миссию не солоно хлебавши.
Русские дипломаты шли по коридорам и через комнаты Лувра, примечая и слушая все то, что происходит вокруг. По мере движения посольства любопытные мордашки обитательниц королевского дворца то и дело поглядывали, провожая разочарованными взглядами двух мужчин из далекой и таинственной московской Тартарии.
Ну, не были ни разу, ни Гумберт, ни Лавров, красавцами в том понимании эталонов мужской красоты, что бытовали во Франции. Гумберт — практически великан с грубыми чертами лица и с неухоженными усами. Ну, а Лавров, напротив, был невысокого роста, гладко выбрит и с лицом, может, и миловидными, но не притягательным. Вероятно, дело в том, что глаза Козьмы Ивановича контрастировали и отталкивали своей несуразностью, относительно правильных и миловидных черт лица. Это были глаза мудрого старого человека.
Между тем, разговоров и обсуждений внешности и одежды русских будет более, чем много. Дамы и кавалеры станут критиковать зеленый цвет платья московитов, шляпы, не подходящие по своей расцветке и дороговизне к платью из-за того, что перья там были редких птиц, включая павлинов. Безусловно, русским дипломатам нужно было более тщательно проконсультироваться относительно нарядов.
А вот герцог в целом оценил непритязательность одежды русских. Между тем сукно, из которого была пошита одежда, отличалось от королевского лишь меньшей вышивкой, но было дорогим и качественным, фламандской выделки.
Герцог де Сюлли сидел за столом и внимательно вчитывался в какие-то документы, когда к нему в кабинет вошли русские дипломаты. Мужчины из далекой России входили без доклада, так как их уже ждали, и герцогу сообщили, что русские во дворце.
— Ваша светлость, — произнесли Лавров и Гумберт, при этом Лавров продемонстрировал чуть более глубокий поклон.
Все-таки Козьма Иванович был всего бароном. А вот Гумберт — граф, поэтому его поклон был лишь обозначен.
— Как вам Париж? — де Сюлли решил начать разговор со светских вопросов.
— Это прекрасный город, Ваша светлость, — ответил Гумберт, при этом он нещадно врал.
Грязь, вокруг грязь. При этом много улочек и закоулков, где любого человека, в независимости от статуса, ожидают проблемы. Москва, пусть и была большей частью деревянной, но выглядела чище, чуть просторнее и главное — она была безопаснее. Здесь же опасность была на каждом шагу.
Париж был, действительно, городом контрастов, в который стекалось огромное количество людей в поисках лучшей жизни. С одной стороны — это был город с замечательными соборами, монастырями, дворцами и иными каменными сооружениями. Здесь же зарождалась тенденция к тому, чтобы именно французы перехватили у итальянцев звание законодателей моды. Но здесь же были кучи навоза, вонь человеческих экскрементов. А еще кроме реки Сены в Париже были ручейки. Это ручьи крови от дуэлей и убийств. Эти ручейки порой превращались в реки и даже океаны. Париж помнил Варфоломеевскую ночь, Париж еще познает много убийств, казней и человеческого горя.