Возвеличить престол
Шрифт:
Можно было просто взять и ограбить жида. Вот только государь… узнает, ничего доброго не будет. Димитрий Иоаннович жалует мастеров и торговых гостей. Да и такой проныра может дополнительно снабжать войско. У них, жидов, всегда есть родственники или родственники родственников на всех территориях и во всех странах. А то, что эти державы могут воевать друг с другом — досадное, но решаемое недоразумение, или, что скорее, появление дополнительных возможностей.
А вечером у повозок, что прибыли с Вогелем начался торг. Иосиф вез арсенал, достаточный, чтобы вооружить огнестрельным оружием целую
Когда войско, на следующий день, выдвинулось в сторону Винницы, Иосиф так же направился к городу, в котором ранее жил, вечерами не забывая торговать и брать заказы на легкий ремонт, возможный в походных условиях. Он рассчитывал на то, получится и при новой власти вполне себе зарабатывать. А то, что русские займут город, Вогель не сомневался. Он даже «по великой тайне» указал, где именно плохо налажена оборона.
Через три дня Винница была полностью окружена. С севера города были башкиры, с юга — калмыки, с востока ногайцы, ну а западная часть города подверглась пушечному обстрелу.
Ворота в деревянно-каменной крепости были разбиты, именно на них и концентрировался огонь. Иосиф не обманул, действительно ворота, на вид, так и нормальные, на деле оказались хлипкими. Вогель слышал, что в Виннице ждали новые ворота и уже не укрепляли старые.
Защитники пытались обороняться. Летели камни, стрелы и арбалетные болты, гремели выстрелы и даже две пушки работали рядом с разломанными воротами, но в город, не взирая на потери, а они были существенными, втекала лавина башкир. Было принято решение, что именно они пойдут на разграбление города, но половина от всего достанется русским, ногайцам и калмыкам. Последние так же хотели такой приз, но башкир было намного больше и только по фактору численности, именно они входили в город. Пусть в следующий раз калмыки дают больше воинов!
Степан Иванович Волынский взъезжал в город и ужасался. Кровь, насилие, кровь, растерзанный ребенок, кровь… Алые пятна, словно нестираемое бельмо, въелись в глаза воеводы, который силился не показать своего негодования, чтобы не признавать собственные ошибки. А башкиры действовали рационально. Старые женщины не нужны? В расход! Старики? Туда же. Дети? Что младше, в расход, подростки в рабы. Ну а девушки и женщины…
Через день после окончания штурма, в город вошел Иосиф Вогель.
— Что я сделал? Ой-ой! — тихо, но более чем эмоционально, застонал мужчина.
Он винил себя в том, что подсказал слабое место в городе. Да и не только за это. Вот лежит весельчак-немец Иоган Бахельд, который всегда во хмели, в таверне Вогеля, смешно показывал животных. Или вот, Руслана — симпатичная девушка, которая сильно нравилась младшему сыну Вогеля, из-за чего в доме были скандалы. Было очевидным, что Руслану насиловали до смерти.
Иосиф не выдержал зрелища. Он не то, чтобы любил тех гоев [уничижительно «неиудей»], что жили в Виннице, но не желал никому такой смерти.
— Мама, мы тут жить не будем в любом случае. Теперь тут живет только смерть и не важно сколько людей с серебром сюда придут! — жестко, не своим голосом, бескомпромиссно, заявил Иосиф.
— Во Львов, или Краков? Может в Варшаву? Но, сын, там много соплеменников, будет сложно, —
— Нет мама, мы поедем в Россию, в Москву. Что-то мне говорит, что этот город сейчас наиболее безопасный и перспективный. Я не хочу больше быть рядом с войной. Евреям запрещено селиться в Москве, но мне есть, что предложить, — говорил взрослый мужчина, не вылезая из объятий матери.
Иосиф не озвучил, что готов принять православие, если это будет единственным препятствием на пути благополучия. Он не перестанет при этом чтить иудаизм.
— Еся, ты мужчина, как скажешь, мой муж, так и будет! — сказала Циля, стоявшая недалеко и ранее не посмевшая мешать разговору сына и матери.
Две женщины обнимали одного мужчину, у которого все еще не высохли слезы на щеках.
— Скажите, мама, а что Вам говорит ваш всезнающий зад? — спросила Циля.
— Что все будет хорошо! — ответила Хая, и все истерично рассмеялись.
*…………*…………*
Острог. Левый берег Днепра западнее Киева.
19 апреля 1609 года
Умер Константин Острожский. Сам, без видимых причин из вне [в реальной истории в 1608 году]. Ранее, казалось, что более чем восьмидесятилетнего мужчину в этом мире держала только ненависть и желание отплатить за унижения в Москве, как и за поражение Речи Посполитой в последней войне с московитами. Вопреки тому, что русские были одной веры с главой рода Острожских, и не оставалось иного человека в польско-литовском государстве, который сделал бы столь много для православия, как он, Константин Острожский, глава рода люто ненавидел московитов.
В этой ненависти смешалось все, в том числе и предательство Острожских, обманувших московского государя более ста лет тому назад и клейменных в Москве, как предатели. Но то, что русские покусились на земли, принадлежавшие роду, более всего сыграло свою роль в том, что Константин, старый человек, решил возглавить польское войско.
Конечно, гетмана назначает король, но не в этом случае. Острожские, более всех остальных, выложили денег и сил для формирования войска. Они дали деньги на наемников, скупали все брони, закупали порох, предоставляли свои родовые вооруженные силы, провиант и коней.
Шляхта, не имея возможности, а во многих случаях, и желания, потратить столь колоссальные деньги на коронное войско, скрепя сердцем согласилась с неизбежным — назначением Константина Острожского командующим войском и посполитае рушением. Поэтому, когда, за месяц до начала активных боевых действий, Острожского хватил сердечный приступ и скончался, многие выдохнули и тайком восславили Иезуса Христуса. Теперь командование перешло к Яношу Острожскому.
Янош так же не был молодым, он считался чуть мене опытным воином, но определенным знатоком южного направления политики Речи Посполитой. Главное же качество пятидесяти пяти летнего мужчины заключалось в том, что он предал веру православную и был ярым католиком, как и множество тех, кто стремился доказать истинность выбора веры. Громче иных Янош клял православие и всячески привечал католицизм.